Флоринда Доннер

Жизнь-в-сновидении (Часть 1)

я одна в

доме -- казалось, не было даже смотрителя, -- я начала мыть

полы. Уборка всегда оказывала на меня успокаивающий эффект. Я

убрала все комнаты и кухню, когда услышала специфический звук

мотора фольксвагена. Я выбежала на холм и так бурно бросилась к

Исидоро Балтасару, прежде чем он выбрался из фургона, что

повалила его на землю.

-- Я все еще не могу ничего понять, -- смеялся он, крепко

обнимая меня. -- Ты была единственной, о ком нагваль говорил

мне так много. Знаешь ли ты, что я чуть не умер, когда они

приветствовали тебя?

Он не ждал, пока я что-нибудь скажу, но снова сжал меня в

объятиях и, смеясь, опустил на землю. Затем, как будто какой-то

ограничивающий барьер разрушился внутри у него, он начал

говорить без остановки. Он сказал, что знал обо мне уже год;

нагваль говорил, что вверяет ему таинственную девушку.

Метафорически он описал ее: 'двенадцать часов утра ясного дня,

ни ветреного, ни тихого, ни холодного, ни теплого, что-то

среднее между всем этим, руководимое лишь безумием'.

Исидоро Балтасар сознался, что был настоящим ослом, когда

немедленно решил, что нагваль так представляет ему его

подружку.

-- Что это еще за подружка? -- коротко оборвала его я.

Он сделал резкое движение рукой, решительно недовольный

моими словами. -- Это рассказ не о фактах, -- огрызнулся он. --

Речь идет о представлениях. Ты можешь видеть, какой я идиот. --

Его раздражение быстро сменилось чудесной улыбкой. --

Представляешь, я на самом деле поверил, что сам смогу узнать,

кто эта девушка. -- Он остановился на мгновение, потом тихо

добавил, -- я даже представлял замужнюю женщину с детьми при

этом поиске.

Он глубоко вздохнул, затем ухмыльнулся и сказал:

-- Мораль этой истории в том, что в мире магов каждый

должен свести на нет свое эго, или всем нам конец. Ведь в этом

мире нет способа для таких нормальных людей, как мы,

предсказывать что-либо.

Потом, заметив, что я плачу, он взял меня за плечи и,

удерживая на расстоянии длины рук, тревожно и внимательно

посмотрел на меня.

-- Что с тобой, нибелунга?

-- Ничего, на самом деле ничего, -- я смеялась между

всхлипами, вытирая слезы. -- У меня нет абстрактного ума,

который может беспокоиться о мире абстрактных историй, --

добавила я таким циничным тоном, каким только могла. -- Я

беспокоюсь о здесь и теперь. Ты даже не представляешь, что я

пережила в этом доме.

-- Конечно, я очень хорошо представляю, -- отпарировал он

с нарочитой резкостью. -- Я бываю здесь уже в течение многих

лет. -- Он осмотрел меня глазами инквизитора и спросил:

-- Мне очень хотелось бы знать, почему ты не сказала мне,

что ты уже была с ними?

-- Я собиралась, но не чувствовала, что это важно, --

прошептала я в смущении. Потом мой голос зазвучал решительно и

спокойно, и слова непроизвольно потекли из моих уст. --

Оказывается, встреча с ними была единственной важной вещью из

всего, что я когда-либо в жизни делала.

Чтобы скрыть удивление, я немедленно начала жаловаться,

что меня оставили в доме совсем одну.

-- У меня не было возможности сообщить тебе, что я уйду в

горы с нагвалем, -- прошептал он с внезапной неудержимой

улыбкой.

-- Я обо всем этом уже забыла, -- уверила я его. -- Я

говорю о сегодняшнем дне. Сегодня утром, проснувшись, я

ожидала, что ты будешь здесь. Я была уверена, что ты провел

ночь в маленьком доме и спал на соломенном матрасе. Когда же не

смогла найти тебя, то запаниковала.

Видя его озадаченное лицо, я рассказала о полуночном

визите Флоринды, о последующем сне, и о том, как, проснувшись

сегодня утром, я оказалась одна в доме. Я говорила бессвязно,

так как все мои мысли и слова смешались, однако не могла

остановиться.

-- Есть так много вещей, которые я не могу принять, --

сказала я, положив конец обличительной речи. -- Я даже не могу

опровергнуть их.

Исидоро Балтасар не сказал ни слова. Он смотрел на меня

внимательно, как будто ожидал, что я продолжу, его брови

поднялись от удивления и стали похожи на арку. У него было

худое и вытянутое лицо цвета дыма. От его кожи веяло странной

прохладой и слабым запахом почвы, словно он провел свою жизнь

под землей в пещере.

Все мои суматошные мысли исчезли, когда я посмотрела в его