Флоринда Доннер

Жизнь-в-сновидении (Часть 1)

я посмотрела на Мариано Аурелиано, я почувствовала в

нем подобие насмешки над моей предыдущей вспышкой. Я с трудом

могла вспомнить, что же вызвало гнев, доведший меня до слез.

Делия потянула меня за руку и попросила помочь другим

женщинам распаковать из разнообразных корзинок, которые они

принесли с собой, фарфоровые тарелки, хрустальные бокалы и

богато украшенное столовое серебро. Женщины не говорили ни со

мной, ни друг с другом. И только слабые вздохи удовольствия

слетали с их губ, когда Мариано Аурелиано открыл сервировочные

блюда. Там были тамалес, энчиладас, тушеное с перцем горячее

мясо и домашние лепешки. Не пшеничные -- которые были обычными

в Северной Мексике и которые я не очень любила, -- а маисовые

лепешки.

Делия передала мне тарелку с маленькими порциями от

каждого блюда. Я ела так жадно, что закончила раньше всех.

-- Это самая восхитительная еда, которую я когда-нибудь

пробовала, -- выплеснула я свои чувства, подождав в надежде на

добавку несколько секунд.

Но никто мне ничего не предложил. Чтобы скрыть свое

разочарование, я стала высказываться о красоте старинной

кружевной отделки по краям скатерти, вокруг которой мы сидели.

-- Это моя работа, -- сказала женщина, сидящая слева от

Мариано Аурелиано.

Она выглядела старой, с растрепанными седыми волосами,

которые скрывали ее лицо. Несмотря на жару, на ней были длинное

платье, блузка и свитер.

-- Это настоящие бельгийские кружева, -- объяснила она мне

вежливым, мечтательным голосом. Ее длинные, тонкие руки,

мерцающие от украшенных драгоценными камнями колец, любовно

задержались на широкой отделке. Очень подробно она рассказала

мне о своем рукоделии, показывая виды петель и ниток, которые

она использовала для отделки. Иногда я на мгновение улавливала

выражение ее лица сквозь массу волос, но не смогла бы сказать,

как она выглядела.

-- Это настоящее бельгийское кружево, -- повторила она. --

Часть моего приданого. -- Она подняла хрустальный бокал,

сделала глоток воды и добавила:

-- Они тоже часть моего приданого. Это -- хрусталь

Баккара.

У меня не было сомнений, что это так. Восхитительные

тарелки -- каждая из них отличалась от другой -- были из

тончайшего фарфора. Я сомневалась, остались ли замеченными мои

взгляды, бросаемые украдкой, когда женщина, сидевшая справа от

Мариано Аурелиано, приободрила меня.

-- Не пугайся. Возьми посмотреть, -- убеждала она меня. --

Ты среди друзей. -- Усмехаясь, она подняла свою тарелку. --

Лимож, -- произнесла она, потом быстро подняла мою и отметила,

что эта была марки Розенталь.

У женщины были детские, тонкие черты лица. Она была

небольшого роста, с круглыми черными глазами, обрамленными

густыми ресницами. У нее были черные волосы, переходящие на

макушке в белые. Они были зачесаны назад и собраны в виде

тугого маленького шиньона. В том, как она осаждала меня

прямыми, личными вопросами, ощущалась сила, граничащая у нее с

холодностью.

Я ничего не имела против ее инквизиторского тона. Я

привыкла переносить бомбардировку вопросами, которые задавали

мне мой отец и братья, когда я шла на свидание или начинала

какое-нибудь дело по своему усмотрению. Я возмущалась этим, но

для нашего дома это были нормальные взаимоотношения. Таким

образом, я никогда не училась, как нужно беседовать. Беседа для

меня заключалась в парировании словесных атак и своей защите

любой ценой.

Я была удивлена, что принудительный опрос, которому

подвергла меня эта женщина, не заставил меня почувствовать себя

обороняющейся стороной.

-- Ты замужем? -- спросила женщина.

-- Нет, -- ответила я мягко, но решительно, желая, чтобы

она сменила тему.

-- У тебя есть мужчина? -- настаивала она.

-- Нет у меня никого, -- возразила я, начиная чувствовать,

как во мне стала просыпаться моя старая обороняющаяся личность.

-- Есть ли тип мужчины, к которому ты неравнодушна? --

продолжала она. -- Есть ли какие-то черты личности, которые ты

предпочитаешь в мужчине?

На мгновение мне показалось, что она смеется надо мной, но

она, как и ее подруги, выглядела искренне заинтересованной. Их

лица, выражавшие любопытство и ожидание, успокоили меня. Забыв

о своем воинственном характере и том, что, возможно, эти