Флоринда Доннер

Жизнь-в-сновидении (Часть 1)

экране стали

развертываться сцены воскресных обедов из моей жизни.

Я превратилась в сплошной пучок нервов. Мне хотелось выйти

из себя и побить его, если бы только я знала как. Мне хотелось

ненавидеть этого человека, но я не могла. Я жаждала мести,

извинений, но от него их добиться было невозможно. Я хотела

иметь над ним власть. Мне хотелось, чтобы он в меня влюбился,

чтобы я могла его отвергнуть.

Пристыженная своими незрелыми чувствами, я сделала

огромное усилие с целью собраться. Сделав вид, что мне скучно,

я наклонилась к нему и спросила:

-- А почему ты соврал о своем имени?

-- Я не врал, -- произнес он. -- Это мое имя. У меня

несколько имен. У магов для разных случаев есть разные имена.

-- Как удобно! -- воскликнула я саркастически.

-- Очень удобно, -- эхом подтвердил он и едва заметно

подмигнул, что еще больше вывело меня из себя.

И тут он сделал нечто совершенно странное и неожиданное.

Он обнял меня. В этом объятии не было никаких сексуальных

примесей. Это был простой добрый спокойный жест ребенка,

который желает утешить своего друга. Его касание успокоило меня

столь полно, что я начала бесконтрольно рыдать.

-- Я такое дерьмо, -- всхлипнула я. -- Я хотела взять над

тобой верх, и посмотри теперь на меня. Я в твоих объятиях.

Я уже было собиралась добавить, что пребывать в его

объятиях мне нравится, как вдруг меня наполнил всплеск энергии.

Словно очнувшись ото сна, я оттолкнула его.

-- Оставь меня, -- прошипела я и бросилась прочь.

Я слышала, как он задыхается от смеха, но это меня ничуть

не беспокоило; мой всплеск внезапно рассеялся. Я остановилась,

словно вкопанная, я вся дрожала, но была не в силах уйти прочь.

А затем, словно меня притянуло огромной резиновой лентой, я

вернулась на скамейку.

-- Не расстраивайся, -- сказал он добродушно.

Казалось, он точно знает, что это было такое, что

притянуло меня назад к скамейке. Он похлопал меня по спине, как

хлопают детей после еды.

-- Не ты и не я это делаем, -- пояснил он. -- Нечто вне

нас двоих совершает над нами действия. Это действует на меня

долгое время. Я к этому уже привык. Но я не могу понять, почему

это действует и на тебя. Не спрашивай меня, что это, -- сказал

он, предвосхищая мой вопрос. -- Я не смогу тебе этого

объяснить.

Я все равно не собиралась его ни о чем спрашивать. Мой ум

перестал работать. У меня было совершенно такое же ощущение,

как если бы я спала, и мне снилось, что я разговариваю.

Через несколько мгновений мое оцепенение прошло. Я

почувствовала себя более живой и подвижной, однако не совсем

так, как обычно.

-- Что со мной происходит? -- спросила я.

-- Тебя фокусирует и на тебя давит нечто, что исходит не

из тебя,-- ответил он. -- Нечто давит на тебя, используя меня

как инструмент. Нечто налагает другие критерии на твои

средне-классовые убеждения.

-- Не разводи опять эти бредни насчет среднего класса, --

слабо огрызнулась я.

Это выглядело скорее просьбой. Я беспомощно улыбнулась,

чувствуя, что утратила всю свою обычную желчь.

-- Это, между прочим, не лично мои мнения или идеи, --

сказал он. -- Я, как и ты, исключительно продукт идеологии

среднего класса. Вообрази мой ужас, когда я лицом к лицу

столкнулся с отличной и более сильной идеологией. Она разорвала

меня на части.

-- Что это за идеология? -- спросила я кротко, мой голос

прозвучал так тихо, что его едва можно было расслышать.

-- Мне открыл эту идеологию один человек, -- ответил он.

-- Или, точнее, через него говорил и действовал на меня дух.

Этот человек -- маг. Я писал о нем. Его имя Хуан Матус. Он тот,

кто заставил меня посмотреть в лицо моему средне-классовому

складу ума.

Однажды Хуан Матус задал мне важный вопрос: 'Что такое,

по-твоему, университет?' Я, разумеется, ответил ему как

ученый-социолог: 'Центр высшего образования'. Он исправил меня,

заявив, что университет следовало бы называть 'Институт

среднего класса', поскольку это -- заведение, которое мы

посещаем, чтобы совершенствовать наши средне-классовые ценности

и качества. Мы, по его словам, посещаем университет, чтобы

стать профессионально образованными. Идеология нашего

социального класса гласит, что мы должны готовиться занять