Флоринда Доннер

Жизнь-в-сновидении (Часть 1)

Он объяснил, что был столь же неосторожным и расхлябанным,

как любой другой, но ни о чем другом он понятия не имел,

поскольку был в плену у духа времени. -- Что такое дух временит

-- спросила я его грубым холодным тоном -- пусть не думает, что

мне нравится быть с ним.

-- Маги называют его модальностью времени, -- ответил он.

-- В наши дни -- это заботы среднего класса. Я -- представитель

мужской части среднего класса, точно так же, как ты --

представительница его женской части ...

-- Такие классификации не представляют никакой ценности,

-- грубо прервала я, выдергивая у него свою руку. -- Это просто

обобщение.

Я посмотрела на него сердитым подозрительным взглядом.

Что-то потрясающе знакомое было в его словах, но я не могла

вспомнить, где я их раньше слышала и что они для меня значили.

Однако у меня было чувство, что они были жизненно для меня

важными, если бы только я могла вспомнить то, что знаю по этому

поводу.

-- Не приписывай мне этот социологический вздор, -- сказал

он весело. -- Я так же, как и ты, прекрасно это знаю.

Внезапно на меня нахлынула волна полной безысходности, под

ее воздействием я схватила его руку и укусила ее.

-- Я искренне сожалею об этом, -- промямлила я в тот же

момент, еще прежде, чем он оправился от неожиданности. -- Я не

знаю, почему я это сделала. Я с детства никого не кусала.

Я, не сводя с него глаз, отодвинулась на дальний конец

скамейки, готовая к его возмездию. Его не последовало.

-- Ты совершенно примитивна, -- это было все, что он

сказал, изумленно потирая свою руку.

У меня вырвался вздох глубокого облегчения. Его власть

надо мной пошатнулась. И я вспомнила, что у меня еще были с ним

старые счеты. Он сделал меня посмешищем среди моих друзей --

студентов-антропологов.

-- Давай вернемся к нашей изначальной проблеме, -- начала

я, стараясь пробудить в себе гнев. -- Зачем ты рассказывал мне

всю эту белиберду о сыне Эванс-Притчарда? Ты ведь наверняка

понимал, что я поставлю себя в идиотское положение.

Я внимательно следила за ним, поскольку была уверена, что

такая конфронтация после укуса наконец лишит его самообладания

или хотя бы пошатнет его. Я ожидала, что он закричит, утратит

свою дерзость и самоуверенность. Но он оставался невозмутимым.

Он сделал глубокий вдох, и лицо его приняло серьезное

выражение.

-- Я знаю, что выглядит это так, словно люди просто

рассказывают басни ради собственного развлечения, -- начал он

легким небрежным тоном. -- Однако все здесь несколько сложнее.

-- Он тихо засмеялся, затем напомнил мне, что тогда он еще не

знал, что я изучаю антропологию и что я поставлю себя в

неловкое положение. Он на мгновение замолчал, как будто

подыскивая подходящие слова, затем безнадежно пожал плечами и

добавил:

-- Я не могу сейчас объяснить тебе, почему я представил

тебе своего друга как сына Эванс-Притчарда, для этого мне

сначала пришлось бы рассказать тебе много всего о себе и моих

целях. А это сейчас нереально.

-- Почему нет?

-- Потому что чем больше ты будешь обо мне узнавать, тем

больше ты будешь привязываться, -- он задумчиво посмотрел на

меня, и по выражению его глаз я поняла, что он говорит

искренне. -- И я имею в виду не ментальную привязанность. Я

хочу сказать, что ты привяжешься ко мне лично.

От такого вопиющего проявления наглости ко мне вернулась

вся моя уверенность. Я засмеялась своим испытанным

саркастическим смехом и отрезала:

-- Ты совершенно отвратителен. Знаю я ваше отродье. Ты --

типичный пример самодовольного латиноамериканца, с которыми я

воевала всю свою жизнь.

Заметив на его лице удивленное выражение, я добавила своим

самым высокомерным тоном:

-- Как это тебе пришло в голову, что я к тебе привяжусь?

Он не покраснел, как я ожидала. Он хлопнул себя по коленям

и стал неудержимо хохотать, словно ничего смешнее в своей жизни

не слышал. И к моему полнейшему изумлению, стал толкать меня в

бок, как будто я была ребенком.

Опасаясь, что рассмеюсь -- я боялась щекотки, -- я

возмущенно взвизгнула:

-- Как ты смеешь ко мне прикасаться!

Я вскочила, собираясь уйти. Меня трясло. А затем я

поразила себя тем, что снова села.

Видя, что он готов опять начать толкать меня в ребра, я

сжала руки в кулаки и выставила их перед собой: