Марк Аврелий

Размышления

кто по природе гражданин, не вредит то, что не вредит городу;

городу же не вредит то, что не вредит закону. А из тех так называемых бедствий ни одно

не вредит закону. Ну, а не вредит закону, так ни городу не вредит, ни гражданину.

34. В кого вгрызлись истинные основоположения, тому довольно и крайней

малости, самого общеизвестного, чтобы вспомнить о беспечальности и бесстрашии.

Сказал поэт о листьях: 'ветер одни по земле развевает. . . Так человеки. . . ' Вот и дети

твои - листва. Все то, что так убедительно шумит о тебе и

тебя славит или, напротив, проклинает, или еще исподтишка

хулит, насмехается - тоже листва. Такая же листва и то, что

должно перенять молву о тебе. Ибо все они 'в весенню рождаются

пору', а там сорвет их ветер, и вот в лесах вещества вместо них

растут уже другие. Ну а недолговечность у всех одна, ты же

гонишься или избегаешь всего так, словно оно вечное. Немного -

и прикроешь глазки, а уж того, кто похоронит тебя, оплачет

другой.

35. Здоровому глазу надо глядеть на все, что зримо, а не говорить 'Зеленого мне!'

Ибо это для больного глазами. И слух здоровый, и обоняние должны быть готовы что бы

то ни было слушать и обонять. И желудку здоровому относиться к любой снеди так, как

жернов ко всему, что ведено ему перемалывать по его устроению. Точно так же и

здоровое разумение должно быть готово ко всему, что происходит; если же оно говорит:

'Дети были б здоровы' или 'Пусть все хвалят все, что я делаю', так это глаз, ищущий

зеленого, или зуб - нежного.

36. Нет такого счастливца, чтобы по смерти его не стояли рядом люди, которым

приятна случившаяся беда. Был он положителен, мудр - так разве не найдется кто-нибудь,

кто про

себя на прощанье скажет: 'наконец отдохну от этого воспитателя.

Он, правда, никому не досаждал, но я-то чувствовал, что втайне он нас осуждает'. Это о

человеке положительном. А в нас сколько всякого, из-за чего многие мечтают

распроститься с нами! Ты, как будешь умирать, помысли об этом; легче будет уйти,

рассуждая так: ухожу из жизни, в которой мои же сотоварищи, ради которых я столько

боролся, молился, мучился, и те хотят, чтобы я ушел, надеясь, верно, и в этом найти себе

какое-нибудь удобство. Что ж хвататься за дальнейшее здесь пребывание? Ты, конечно,

не будь из-за этого менее благожелателен к ним, а сохрани свой нрав и уходи другом их,

преданным и кротким. Но конечно и не так, будто тебя оттаскивают; нет, как у того, кто

умирает тихо, душа легко выпрастывается из тела, таково должно быть удаление от этих

людей. Ведь и с ними природа связала, соединила, а теперь, значит, отвязывает. Я и

отвяжусь как от близких, однако, не упираясь, не приневоленно, потому что и это по

природе.

37. Приучись, что бы кто ни делал, по возможности спрашивать себя: куда ж он

метит? А начинай с себя, и прежде всех себя изучай.

38. Помни: приводящее в движение - это то, спрятанное внутри; это там

убедительное слово, там жизнь, там, скажем

прямо, человек. Никогда не мысли заодно с ним облекающий его

сосуд и эти прилепленные к нему орудия - они вполне похожи на

тесала; то и отличие, что приросли. Потому что вне причины,

управляющей их движением или покоем, эти доли много ли ценнее,

чем игла ткачихи, тростинка писца или кнут возницы?

ОДИННАДЦАТАЯ КНИГА

1. Свойства разумной души: самое себя видит, себя расчисляет, делает себя такой,

какой хочет, плод свой сама же пожинает (ведь плоды растений и то, что соответствует

этому у животных, пожинают другие), приходит к своему назначению, когда бы ни

поставлен был предел жизни. Тут не то, что в пляске, лицедействе или еще в чем-нибудь

таком: вмешается что-нибудь -

и все действо не завершено. Нет, в любой части и где бы ее ни

захватили, она делает полным и самодостаточным то, что сама

себе положила, как будто говорит: что мое, то при мне. А еще

она обходит весь мир и пустоту, его окружающую, и его

очертания, распространяется на бесконечность времен, вмещая в

себя и всеобщие возрождения после кругообращений; и их она

охватывает, обдумывает и узревает, что не увидят ничего

особенно затейливого те, кто после нас, как не видали ничего

особенно хитрого те, кто были до нас. Нет, сорокалетний, если

есть в нем сколько-нибудь ума, благодаря единообразию так или

иначе все уже видел, что было и будет. Свойственны также душе

разумной и любовь к ближнему, и правда, и стыд, и то, чтобы не