Ирвин Ялом

МАМОЧКА И СМЫСЛ ЖИЗНИ ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ИСТОРИИ

Сегодня была трудная, но хорошая работа.

— Я не об этом тебя спросила.

— Но это то, что я чувствую. Временами я чувствую, что между нами огромное расстояние; временами мне кажется, мы близки друг другу.

— Но я же тебе не нравлюсь?

— Симпатия — это глобальное чувство. Иногда ты Делаешь что-то, что мне не нравится; иногда мне очень Нравится то, что ты делаешь.

"Да, да. Тебе нравится моя большая грудь и шелест моих колготок”, — думала Мирна, доставая ключи от машины. У двери Эрнст, как обычно, протянул ей руку, Она не хотела отвечать. Меньше всего ей хотелось физического контакта с ним, но отказаться не было возможности. Она слегка пожала его руку, быстро высвободила свою и ушла, не обернувшись.

В ту ночь Мирне не спалось. Она лежала в постели не зная, как отделаться от образа доктора Лэша, высказывающего свое мнение о ней. “Скучная”, “сплошные острые углы”, “ограниченная”, “вульгарная” — эти слова крутились и крутились в ее голове. Ужасные слова — но ни одно из них так не оскорбляло, как фраза о том, что она ни разу не сказала ничего интересного или прекрасного. Его желание увидеть ее когда-нибудь пишущей стихи, жалило Мирну, в глазах стояли слезы.

В памяти всплыл давно забытый случай. Когда ей было десять или одиннадцать лет, она написала много стихотворений, но держала это в секрете — особенно от своего грубого, критичного отца. Незадолго до ее рождения он оставил ординатуру по причине алкоголизма и остаток жизни прожил разочарованным, пьющим врачом маленького городка, чей офис находился дома, проводя вечера перед телевизором со стаканом виски “Олд Грэнд”. Он никогда не утруждал себя заботами о дочери. Никогда, ни единого раза он открыто не высказался о чувстве любви по отношению к ней.

В детстве она вечно совала нос куда не следует. Однажды, когда отец звонил кому-то по телефону, она рылась в его столе из орехового дерева и в верхнем ящике под грудой карт его пациентов нашла пожелтевшие любовные письма — некоторые от ее матери, а некоторые от женщины по имени Кристина. Она была очень удивлена, когда

в самом низу увидела свои стихи, и бумага, на которой они были написаны, была странно влажная. Поддавшись порыву, она забрала их вместе с письмами от Кристины. Через несколько дней, в один из пасмурных осенних вечеров, она положила их вместе со всеми остальными своими написанными сочинениями в кучу сухих платановых листьев и подожгла. Весь вечер она просидела, наблюдая, как ветер расправлялся