Съев свою первую чашку риса после длительного питания западной едой, [Ниситани] был потрясен «абсолютным вкусом», выходящим за рамки обычных свойств пищи13.
Представьте себе, если бы Хайдеггер преподавал в Японии: смог бы он забыть о Schwäbische Küche14, питаясь сашими и суши? Скорее всего, нет. В случае Ниситани Heimweh15заявила о себе, когда вкусовые рецепторы стимулировал сирогохан16, а не Kornbrot17, но ощущение также вышло за пределы вкусовых рецепторов и затронуло всё тело18. Heimat – не то, что человек узнает о своей нации на уроке истории, а скорее нечто, вписанное в тело как одна из его самых интимных и необъяснимых частей. Этот опыт unheimlich (жуткого)19 лишь усиливает тоску по Heimat. Как заключает Ниситани, вспоминая об этой трапезе:
Этот же опыт заставил меня задуматься о том, что зовется «родиной»20. Это понятие, в сущности, указывает на неразрывную связь между землей и человеком, в частности – его телесной ипостасью. Это «неразделимость земли и тела»21, о которой говорит буддизм. В моем случае родина – «Страна рисовых колосьев»22: земля, пригодная для выращивания риса, и народ, который нашел в возделывании риса основу своего существования. Из поколения в поколение рис был основным продуктом питания моих предков. Своеобразие земли, называемой Японией, стало своеобразием риса, называемого «японским», а питание этим рисом наделило своеобразием «кровь» моих предков, и эта кровь течет по моему телу. С незапамятных времен витальная связь между моими бесчисленными предками, рисом и землей была фоном моей собственной жизни и фактически в ней заключена. Этот опыт оживил в памяти то, о чем я обычно не вспоминал23.