В начале шестидесятых годов 20го века мы, вместе с другими сотрудниками Евроатома, были своего рода «европионерами»: незадолго до этого, в пятидесятых годах, был создан Европейский Союз, тогда насчитывавший всего пять стран. Это было начало «объединённой Европы», и жизнь чувствовалась, как нечто совсем новое и многообещающее. Жизнь в области вокруг Испры была простой и незатейливой, но живописной и мечтательной. Забегая вперёд, скажу, что с течением времени жизнь в этой области стала более современной и кипучей, но материалистичной… Разговоры на разных языках с нашими английскими, немецкими и французскими знакомыми становились все более и более привычными мне; я выучилась также итальянскому, и наслаждалась встречами и разговорами с местными жителями, свободной жизнью в живописных окрестностях. Меня трогало почти до слез, когда я видела вдалеке пастуха, идущего по пустынной просёлочной дороге недалеко от Калданы со стадом своих овец, позади него виднелись горы и заходящее солнце над Лаго Маджоре: в этом была какая-то неописуемая красота. Я иногда чувствовала себя, как будто в сказке, гуляя днём по деревне и заходя в гости к поселянам, пока Эдвин, мой сын, спал в своей кроватке. Они принимали меня очень сердечно, и мы беседовали с ними о всякой всячине. То, что они рассказывали о своей жизни, было, в сущности, далеко от меня, но это была реальная жизнь, земная и тяжёлая, и в ней чувствовались также добро, сила и сочувствие. Некоторые из деревенских людей ни разу в своей жизни не побывали дальше Милана, но они были мудры, и разговоры с ними были для меня интересны и поучительны.
Предположительно потому, что мой муж был ядерным физиком, я заинтересовалась книгами Эйнштейна и сочинениями о нём самом (Моё мировоззрение), астрономией и философией, и, среди прочего, Тейяром де Шарденом. Также целыми днями я слушала пластинки, особенно часто «Мессу» Шуберта и концерт для фортепьяно в С-мажор Моцарта. Эта музыка трогала меня очень глубоко и как будто уносила в небесные сферы. Я с удовольствием заботилась о сыне, но, несмотря на следование всем указаниям нашего итальянского домашнего врача, голландский педиатр, обследуя Эдвина в июне 1964 года, определил его как болезненного ребёнка, нуждающегося в основательном голландском питании! Эдвину было тогда три года, и он только начал выздоравливать после перелома ноги. Ногу он сломал в яслях Евроатома, куда я вынуждена была его отдать, поскольку Андрис потребовал, чтобы я тоже устроилась на работу в Евроатом. Я протестовала, говоря, что Эдвин ещё мал, и нуждается в моём присмотре, но Андрис и слушать не хотел, и мне пришлось работать, с известными последствиями; так что замечание голландского педиатра меня не удивило. Это были неприятные времена.