в замках с золотыми
шатрами, пить пиво, прощаться, прибыть в Йокогаму, крикливый большой
азиатский порт, где суета и суда, надеяться, работать, возвращаться,
уезжать, уехать в Японию, вернуться в Штаты, читать Хакуина, скрипеть
зубами, усердствовать, работать над собой, и чтоб ничего не вышло, чтобы
понять… понять, что мое тело и все остальное становится старым, больным и
усталым, и таким образом постичь, что сказал Хакую.
— Кто это — Хакую?
— Его имя означает 'Белая Тьма', значит, Тот, кто жил в горах за
Северной Белой Водой, куда я собираюсь отправиться в путешествие, Господи,
какие там, должно быть, крутые ущелья, поросшие соснами, бамбуковые долины,
небольшие утесы.
— Я с тобой! — (это я).
— Хочу читать про Хакуина, он пошел к старику, который жил в пещере и
питался каштанами, и старик велел ему бросить медитацию и размышления о
коанах, как вот Рэй говорит, а вместо этого научиться правильно засыпать и
просыпаться: засыпая, говорит, надо сомкнуть ноги и глубоко дышать,
сосредоточившись на точке в полутора дюймах ниже пупка, пока не
почувствуешь, что там образовался как бы комочек силы, тогда начинай дышать
прямо от пяток вверх, собери все свое внимание в этом центре, говоря себе,
что это есть Чистая Страна Амиды, центр сознания; а проснешься — тоже сразу
начинай сознательно дышать, потянись немного и думай о том же самом, и так
всю жизнь.
— Смотри-ка, это мне нравится, — говорит Альва, — по крайней мере
какие-то конкретные указания. А еще чего?
— И вообще, сказал он, не нужно ни о чем думать, просто ешь как
следует, но не слишком много, и спи как следует, вот и все; старик Хакую
сказал, что прожил таким образом триста лет и готов прожить еще пятьсот, так
что, скорее всего, он еще жив, если он вообще когда-нибудь был.
— Или пастух пнул его пса! — вставляет Кофлин.
— Клянусь, я отыщу в Японии эту пещеру.
— В этом мире жить невозможно, но больше негде, — смеется Кофлин.
— В каком смысле? — спрашиваю я.
— В том смысле, что стул, на котором я сижу, есть львиный трон, а лев
ходит и рычит.
— Что же он рычит?
— Рахула! Рахула! Лик Славы! Вселенная сжевана и проглочена!
— Да иди ты! — кричу я.
— Через пару месяцев я собираюсь в Марин-Каунти, — говорит Джефи, — сто
раз обойду вокруг Тамальпаиса, чтоб поспособствовать очищению атмосферы и
приучению тамошнего духа к звукам сутры. Как думаешь, Альва?
— Приятная галлюцинация, вообще мне нравится.
— Беда в том, что ты, Альва, по ночам особо не стараешься, а это лучше
всего, особенно в холодную погоду; потом, тебе следует жениться, чтоб у тебя
на таких вот циновочках были вперемешку полукровки, рукописи, домотканые
одеяла и материнское молоко. Заведи себе домик за городом, живи дешево,
иногда наезжай погулять по барам, пиши, броди по холмам, научись, дурила,
доски стругать, с бабками разговаривать, таскать им дрова, хлопать в ладоши
в храмах, пользоваться милостью свыше, брать уроки цветоводства, выращивать
у дверей хризантемы, и, ради Бога, женись, заведи себе умную, добрую,
человеческую подругу, которой нафиг не нужно ежевечерних мартини и всей этой
тупой сверкающей кухонной машинерии.
— Ага, — радуется Альва, — а еще?
— Подумай о ласточках и козодоях в полях. Кстати, слышь, Рэй, я вчера
перевел еще строфу из Хань Шаня, слушай: 'Холодная Гора — дом без бревен и
балок, влево и вправо распахнуты шесть врат, купол — синее небо, комнаты
пусты и свободны, восточная стена встретилась с западной, в центре нет
ничего. Не докучайте же мне, должники, костерок разведу и согреюсь, чтоб
насытиться — травы сварю, что мне кулак, амбары его и пастбище, он построил
себе тюрьму и не может выбраться, подумай, это может случиться с тобой'.
Потом Джефи взял гитару и перешел на песни; под конец сыграл и я, своим
старым способом, барабаня по струнам кончиками пальцев, трень-брень, и спел
песню про товарняк 'полночный призрак'.
— Это про 'полночный призрак' в Калифорнии, — сказал Джефи, — но
знаешь, Смит, о чем я подумал? Представь: жара страшная, заросли бамбука под
сорок футов, в них посвистывает бриз, жара, где-то монахи играют на флейтах,
а когда читают сутры под мерный бой барабанов — это как танец Квакиутля, под
звон колокольчиков, под перестук палочек, по звуку похоже на первобытную
песнь койота…