Это всегда круг со знаками внутри, круг
означает пустоту, а знаки — иллюзию, понял? Иногда мандалу рисуют над
головой бодхисаттвы, тогда по ней можно прочесть его историю. Тибетские
дела.
Я был обут в теннисные тапочки; теперь я достал скалолазную шапочку,
которую вручил мне Джефи, это был черный французский беретик, я сдвинул его
под лихим углом, рюкзак за спину — и я готов идти. В тапочках и берете я был
скорее похож на богемного художника, чем на альпиниста. Джефи же, в своих
замечательных бутсах и зеленой швейцарской шляпочке с перышком, напоминал
эльфа, но все равно выглядел мощно. Представляю себе его, одного в горах, в
этом снаряжении, так и вижу: прозрачное утро в сухих Высоких Сьеррах,
вдалеке чистые пихты оттеняют бока каменистых холмов, за ними — заснеженные
пики, ближе — большие купы сосен, а вот и Джефи в своей шляпочке, с огромным
рюкзаком, топает себе, в левой руке — цветочек, зацепился за лямку рюкзака
на груди; по сторонам зияют дальние осыпи; глаза светятся радостью, он на
своем пути, его герои — Джон Мьюир, Хань Шань, Ши-те, Ли Бо, Джон Берроуз,
Пол Беньян и Кропоткин; ростом он мал и шагает, забавно выпятив животик,
просто потому, что слегка сутулится, зато у него широкий, твердый шаг,
длинный шаг высокого человека (как я выяснил, следуя за ним по тропе),
широкие плечи и мощная грудная клетка.
— Елки-палки, Джефи, как же все здорово, какое отличное утро, — сказал
я, когда, заперев машину, мы пустились вдоль озера, с рюкзаками за спиной,
рассеявшись по обочинам и центру дороги, как рассеивается пехота. —
Насколько круче, чем какой-нибудь 'Плейс'! Таким вот свежим, погожим
субботним утром сидишь там и напиваешься, мутный весь, больной, — а мы тут
гуляем, свежий воздух, чистое озеро, красота, прямо хокку, ей-Богу.
— Сравнения одиозны, Смит, — отвечал он, цитируя Сервантеса и заодно
делая буддистское наблюдение, — Какая фиг разница, сидишь ты в 'Плейсе' или
лезешь на Маттерхорн, все одно пустота, братишка. — Я подумал и решил, что
он прав, сравнения одиозны, все одно и то же, но все-таки я чувствовал себя
превосходно и вдруг даже понял, что (несмотря на тромбозные вены) эта
прогулка пойдет мне на пользу, и может быть, я даже брошу пить и вообще
начну новую жизнь.
— Джефи, как я рад, что встретил тебя. Я хочу научиться правильно
складывать рюкзак, вообще как и что, и прятаться в горах, когда цивилизация
надоест. На самом деле здорово, что я тебя встретил.
— Что ж, Смит, и я рад, что встретил тебя, узнал про спонтанное письмо
и все такое.
— Да это ерунда.
— Для меня не ерунда. Прибавим шагу, время поджимает.
Вскоре мы уже добрались до клубов желтой пыли, где, урча, возились
трактора и матерились толстые потные рабочие. Они даже не взглянули на нас.
Им, чтобы залезли на гору, надо было бы заплатить вдвое, а сегодня, в
субботу, и вчетверо.
Подумав об этом, мы с Джефи посмеялись. Я немного стеснялся своего
дурацкого берета, но трактористы не обратили на него никакого внимания;
скоро мы уже оставили их позади и приблизились к последнему домику —
магазинчику, от которого уже начиналась тропа. Это был бревенчатый домик у
самого края озера, у подножия довольно внушительных предгорных холмов. Здесь
мы немного передохнули на ступеньках, все-таки прошли мили четыре, правда,
по хорошей ровной дороге; зашли внутрь, купили конфет, всякого там печенья,
кока-колы. И тут вдруг Морли, который, надо сказать, отнюдь не молчал все
эти четыре мили и смотрелся весьма забавно со своим гигантским рюкзаком, где
лежал, в частности, надувной матрас (в сдутом состоянии), но без всякой
шляпы или кепки, то есть совершенно так же, как у себя в библиотеке, но в
каких-то больших мешковатых штанах, — короче, Морли внезапно вспомнил, что
не слил воду.
— Подумаешь, не слил воду, не влил соду… — сказал я, видя их ужас и
не очень-то разбираясь в автомобилях.
— Да ты что, не слил воду — это значит, что, если ночью здесь будут
заморозки, вода замерзнет, радиатор взорвется, все к черту полопается, мы не
сможем доехать до дому и замучаемся переть пешим ходом до Бриджпорта,
двенадцать миль.
— А если не будет заморозков?
— Нельзя полагаться на случай, — сказал Морли, и к этому моменту я был
уже страшно зол на него за все штучки, которые он изобретал, чтобы не так,
так