Всеслав Соло

Изида или Врата Святилища (Часть 1)

сейчас, мальчики,

еще два слова, три минутки, и все, очень важное дело!' И я

все-таки почувствовал себя весьма счастливым, когда Ветистова в

одно, действительно, прекрасное, мгновение наспех бросила

телефонную трубку на аппарат и, окутанная ворохом совершенно

непонятных объяснений в мою сторону, извиняясь через слово,

медленно отступила в прихожую, и вскоре ее хохочущий голос

будто захлопнула входная дверь в какой-то банке, и он перестал

быть слышен, это Ветистова все-таки ушла из дома.

-- Дела, -- сказал Игорь.

-- Суета, -- добавил я.

-- Что? -- не расслышавши моего слова, спросил Золотов.

-- Я говорю, замечательная у вас жена, Игорь.

-- Да, с женой мне повезло, у нее такой нюх на поэзию, она

мои стихи сразу вычислила, ко лбу книжку приложила и тут же

определила: 'Самые лучшие стихи в сборнике твои, Игорь'. А я

верю ей, как себе, -- похвалился Золотов, -- ну, ладно, на чем

мы там остановились?

Я снова открыл сборник, отложенный на время в сторону, и

сказал:

-- К сожалению, у меня очень мало времени, поэтому в

подробности вдаваться не буду, но чтобы все ваши невзгоды

рассеялись, Игорь, вам надлежит в первой строке третьего

стихотворения в слове 'передам' вписать перед последней буквой

'м', только обязательно ручкой, от руки, букву 'е', во второй

строке букву 'е' в слове 'все' заменить на букву 'е'.

-- И все?... -- удивился Золотов, -- но это я всего лишь

исправлю опечатки, и потом... книжку портить... -- Но все-таки

Золотов решился поверить мне, и вскоре мы распрощались.

* Часть шестая ПАРАЛЛЕЛИ ВРЕМЕНИ *

Почему?

Когда Наташа, так неожиданно для Божива, ушла от здания

роддома, наспех, но заботливо попрощавшись и с Викой, и

Оксанкой, ушла, как она объяснила, по неотложным делам, она

безотлагательно направилась в Лесной поселок. За все это время,

пока она проживала у Сережи, ни разу Наташа не выбиралась в

свой родной уголок, она абсолютно не помнила, откуда она пришла

в квартиру к Истине, и на все расспросы об ее отношениях с ним,

будь то Сережина мама или же узкий круг знакомых теперь ей лиц,

она всегда отвечала однозначно: 'Я не могу вам об этом

говорить, мне трудно объяснить'.

И вскоре окружающие ее люди перестали докучать

расспросами: Сережина мама, как воспитанный, порядочный

человек, не могла не верить Наташе, и всего лишь однажды она

произнесла: 'Когда-нибудь, если сможешь, расскажешь сама,

доченька...' Она приняла ее такой, как она есть.

Вскоре все упоминания о таинственном приходе Наташи

улеглись.

Наташа не чувствовала себя подкидышем, и одно лишь только

помнила она, как детское сновидение: она когда-то умерла, но

пробел между смертью и сегодняшей жизнью Наташа никак не могла

восстановить в своем сознании, и это ее беспокоило, и часто ее

насиженная грусть у окна в Сережиной квартире уводила ее

воображение в прошлую жизнь, в которой последние времена

означались всего лишь пунктирами памяти.

Много раз пыталась Наташа вдуматься в расстояние между

пунктирами, и сердцем она чувствовала, что эти расстояния не

опустошенные, она все больше понимала, что они не поддаются

воспоминанию, что они словно сами по себе живы и скорее могут

вспомнить Наташу, нежели она их.

И теперь Наташа уверенно направлялась в свою родовую

обитель в той замысловато-необъяснимой жизни.

Нет. Объяснить себе она никак не могла: почему столько

времени не решалась, а скорее даже не возникла у нее

потребность определиться в этой неприкосновенности -- она

просто думала, словно рассматривая все издалека, и лишь только

теперь ей захотелось принять в этом участие, участие в своих

воспоминаниях.

И что ее заставляло, сейчас Наташа не объясняла себе, как

не может никто объяснить на свете, как он засыпает каждую ночь,

когда он переходит за границу яви.

На троллейбусной остановке маршрута номер девять Наташа

уже стояла минут пять, размышляя о своих намерениях.

Возле нее находились еще несколько человек: какой-то

военный паренек, цыганка и супруги -- лет сорока пяти на вид.

И все, и вокруг, на всем обозримом протяжении не было

больше ни души, даже машины куда-то запропастились, шоссе

пустовало. И вдруг, первым это явление заметил военный паренек.