Всеслав Соло

Изида или Врата Святилища (Часть 1)

спеша проговаривая слова, будто нараспев, предложил

старик.

Исподволь, поглядывая на Пилигрима, молодой человек

нащупал кучку хвороста у своих ног, нагнулся к ней, достал из

накладного кармана рубашки зажигалку: встрепенулись искры из

его рук, зашипел газовый луч огня, и ужаленный хворост,

отстреливаясь, будто от боли, подернулся огоньками, и вскоре --

на глазах подрос пламенный кустик небольшого костра и осветил

он все плато, крохотные жучки искорок таяли над ним.

Тогда парень уселся на камень, предложенный ему, напротив

старика и разглядел Пилигрима получше: его таинственный

собеседник осветился. В белом халате, обеими руками он опирался

на свой сучковатый и кривой посох, сидел, нахохлившись, и

подбородок его лежал поверх смуглых кистей рук.

-- А почему вы назвались Пилигримом? -- обратился молодой

человек к старику.

-- Я... -- призадумался тот в ответ, -- давно себя никак

не называю.

-- Тогда почему Пилигрим?

-- Это меня так местные жители прозвали, я живу там,

внизу, на краю поселка, но только в холодное время года, а

летом брожу по окрестностям и обитаю здесь, в этой пещере, --

старик распрямился немного и неторопливо взмахнул рукой в

сторону своего жилища. Молодой человек последовал взглядом за

взмахом руки, и в самом деле: в пяти шагах от костра, в глубине

плато вырисовывались контуры небольшой пещеры, точнее входа в

пещеру, который был настолько невысоким, что в него мог пройти

только сгорбленный старик.

Эта пещера обнаружилась для парня неожиданно, ведь он же

осматривался по сторонам и почему-то не видел ее, и если бы не

знак собеседника в ее сторону, казалось, пещеры бы не

существовало вовсе.

-- Ты ищешь любви? -- через паузу снова заговорил старик,

он опять опирался обеими руками на посох, и подбородок его

лежал на смуглых кистях.

-- Вы слышали мои стихи?

-- Да, когда я услышал их, я вышел из пещеры на помощь.

-- А вы сумеете мне помочь?

-- Если ты захочешь этого сам -- ничто, даже помощь,

нельзя навязывать никому. Я... в состоянии тебе предложить свой

старческий разум. Что ты сейчас чувствуешь, парень?

-- Сегодня улетели блики глаз, как паруса на вздохе в

непогоду, срываются в оскаленную воду, и я гляжу в себя за

часом час... Да, -- тяжело вздохнул парень, -- смотреть в себя

опасно. Мудрено -- у волн холмы гранитные поникли, увы, вернуть

не каждому дано однажды улетающие блики... -- Черное от загара

лицо старика было недвижимо обращено в сторону молодого

человека, в красных играющих лучах костра короткие белые волосы

Пилигрима особенно выразительно и красиво очерчивали его

голову, все располагало к спокойствию и задумчивости.

-- Глаза... без бликов слепы, -- подытожил после

некоторого молчания старик. -- Это хорошо, что ты пишешь стихи,

-- благодарно сказал он, -- но я еще не совсем уяснил для себя,

как далеко ты потерялся от любви, прочти еще что-нибудь,

близкое сердцу твоему сейчас.

Были зайчики

Солнечные...

Я пускал их в людской толчее

Ослепительным девушкам в лица.

Мог легко разлюбить и

влюбиться...

Я тогда ничего не итожил.

А вокруг зеленела листва,

И меня увлекала весна

Под слепой и доверчивый дождик.

Что мне было до истины истин!

Бесконечностью

Жизненный путь.

Мне все небо хотелось вдохнуть!

Но желтели со временем листья.

Словно в первую осень иду.

Зрелым грешником крестится дождик.

Я, наверное, в этом году

До прощания с юностью дожил.

Прохожу я в людской толчее:

Ослепительны девушек лица!

Словно зайчики

солнечные,

Одинокие

падают

листья...

На плато у костра зависло некоторое молчание.

-- На свете есть, такое дело, -- заговорил старик, --

одним создать какой предмет, другим с предмета оголтело

словесный написать портрет, предмет вниманием увенчан, дитя

бесчувственных идей, предмет бесстрастно опредмечен, а значит

-- он предмет страстей. Чем ты предметнее в судьбе, тем больше

ты с бесстрастьем дружен, чем меньше нужен ты себе, тем больше

ты кому-то нужен...