Петр Демьянович Успенский

В поисках чудесного. Фрагменты неизвестного учения

чтобы я мог жертвовать его другим, не будучи уверен, что это пойдет

им на пользу. Я очень высоко ценю свое время, потому что оно нужно мне и для

моей собственной работы, потому что я не могу и, как сказал ранее, не должен

тратить его непродуктивно. Есть во всем этом и другая сторона, - добавил он,

- люди не ценят вещь, за которую не заплатили'.

Я слушал его со странным чувством. С одной стороны, мне нравилось все,

что говорил Гурджиев. Меня привлекало в нем отсутствие малейшей

сентиментальности, обычных разглагольствований об 'альтруизме', 'работе на

благо человечества' и тому подобное. С другой стороны, меня удивило видимое

желание Гурджиева убедить меня в чем-то в вопросе о деньгах, тогда как я не

нуждался в том, чтобы меня убеждали.

Если я с чем-то и не соглашался, так это с самим способом получать

деньги: мне казалось, что Гурджиеву не собрать описанным путем достаточных

средств. Было очевидно, что никто из тех людей, которых я видел, не сможет

заплатить в год тысячу рублей. Если он действительно отыскал на Востоке

явные и несомненные следы скрытого знания и продолжал исследования в этом

направлении, тогда его работа требовала средств, подобно тому как их требует

любое научное предприятие, вроде экспедиции в неизвестную часть света,

раскопок древнего города или исследований, для которых необходимы тщательные

и многочисленные физические и химические эксперименты. Убеждать меня в этом

не было никакой необходимости. Наоборот, у меня в уме возникла мысль, что

раз Гурджиев дает мне возможность теснее познакомиться с его деятельностью,

мне, вероятно, следует найти нужные средства, чтобы поставить эту работу на

солидное основание, а также обеспечить его более подготовленными людьми. Но,

конечно, у меня было самое неясное представление о том, в чем могла

заключаться его работа.

Не говоря об этом прямо, Гурджиев дал мне понять, что он принял бы меня

в ученики, если бы я выразил на это свое желание. Я ответил, что главное

препятствие для меня - то обстоятельство, что в данный момент я не могу

остаться в Москве, потому что заключил соглашение с петербургским издателем

и готовлю к печати несколько книг. Гурджиев сказал, что иногда ездит в

Петербург, и обещал скоро быть там и известить меня о своем приезде.

- Но если я вступлю в вашу группу, - сказал я Гурджиеву, - передо, мной

встанет очень серьезная проблема. Я не знаю, требуете ли вы от своих

учеников обещания хранить в тайне то, чему они учатся у вас, но я такого

обещания дать не могу. В моей жизни было два случая, когда я имел

возможность вступить в группы, занятые работой, сходной с вашей, во всяком

случае, по описанию, и эта работа в то время меня очень сильно интересовала.

Но в обоих случаях вступить в них означало согласиться хранить в тайне все,

чему я мог бы там научиться, или пообещать такое молчание. И в обоих случаях

я отказался, ибо прежде всего я - писатель и желаю оставаться свободным и

сам решать, что я буду писать, а что не буду. Если я пообещаю хранить в

тайне то, что мне будет сказано, после мне вряд ли удастся отделить то, что

мне говорили, от того, что мне пришло на ум самому в связи со сказанным или

без всякой связи с ним. Например, мне очень малоизвестно о ваших идеях, но я

уверен, что когда мы начнем беседовать, то очень скоро подойдем к проблемам

времени и пространства, высших измерений и тому подобному. Есть вопросы, над

которыми я работаю уже в течение многих лет. Я нимало не сомневаюсь, что они

занимают большое место и в вашей системе. (Гурджиев кивнул.) Ну вот, видите,

если бы мы разговаривали сейчас под клятвой сохранения тайны, то уже после

первого разговора я бы не знал, что мне можно писать и чего нельзя.

- А что вы сами думаете об этом? - спросил Гурджиев. - Слишком многое

говорить не следует. Есть вещи, которые сообщают только ученикам.

- Я могу принять такие условия лишь временно, - сказал я. - Смешно,

конечно, если бы я немедленно начал писать обо всем, что узнаю от вас. Но

если вы в принципе не желаете делать из своих идей тайну и заботитесь только

о том, чтобы они не были переданы в искаженной форме, тогда я мог бы принять

такое условие и подождать, пока я лучше пойму ваше учение. Однажды я

встретил группу людей, занятых научными экспериментами в очень широком

масштабе. Они не делали тайны из своей работы, но поставили условием,