иное, - ответил
Гурджиев. - Существуют школы, которые используют одни и те же методы, но
понимают их совершенно по-разному. Сходство методов или идей еще ничего не
доказывает.
- Меня очень интересует и другой вопрос, - продолжал я. - Есть
вещества, которые йогины применяют для того, чтобы вызвать особые состояния
сознания. Не могут ли в некоторых случаях это быть наркотики? Я сам провел
много опытов в этом направлении, и все, что я прочел о магии, убедительно
мне доказывает, что школы всех времен и народов широко применяли наркотики,
создавая такие состояния сознания, которые делают 'магию' возможной.
- Да, - сказал Гурджиев, - во многих случаях эти вещества - то, что вы
называете 'наркотиками'. Но применять их можно совершенно по-разному.
Имеются школы, которые правильно употребляют наркотики. В этих школах люди
используют их для самоизучения, для того, чтобы заглянуть вперед, чтобы
лучше узнать свои возможности, узнать предварительно, 'заранее', чего им
удастся достичь в будущем, после продолжительной работы. Когда человек видит
и убеждается в том, что усвоенное им теоретически существует и в
действительности, тогда он работает сознательно; он знает, куда идет. Иногда
это самый легкий способ убедиться в реальном существовании тех возможностей,
которые человек лишь подозревает в себе. Этим занимается специальная химия:
для каждой функции есть особые вещества, и ее можно усилить или ослабить,
пробудить или усыпить. Но здесь необходимо большое знание человеческой
машины и этой специальной химии. Во всех школах, которые применяют подобный
метод, эксперименты производятся только тогда, когда они действительно
необходимы, и только под руководством опытных и знающих людей, способных
предвидеть все результаты и принять меры против нежелательных последствий.
Употребляемые в указанных школах вещества - это вовсе не 'наркотики', как вы
их называете, хотя многие из них приготовляются из опия, гашиша и т.п. Кроме
школ, где проводятся такие опыты, есть и другие, пользующиеся этими и им
подобными веществами не для экспериментов, не для изучения, а для достижения
определенных результатов хотя бы на короткое время. Благодаря умелому
применению таких веществ, человека можно на некоторое время сделать очень
умным или невероятно сильным. Впрочем, потом он умирает или теряет рассудок;
но это во внимание не принимают. Существуют и такие школы. Так что, как
видите, о школах мы должны говорить весьма осторожно. Они могут делать
практически одно и то же, а результаты окажутся совершенно разными.
Меня глубоко заинтересовало все то, что говорил Гурджиев. Я ощутил в
его словах какую-то новую точку зрения, не похожую на все, с чем я
встречался раньше.
Он пригласил меня с собой в один дом, где должны были собраться на
беседу его ученики. Мы наняли экипаж и поехали в сторону Сокольников.
По пути Гурджиев рассказал мне, как война расстроила его планы: многие
ученики ушли на фронт в первую же мобилизацию, очень дорогие аппараты и
инструменты, заказанные за границей, оказались утерянными. Затем он
заговорил о чрезмерных затратах, связанных с работой, о высокой цене за
нанятое помещение, куда, как я сообразил, мы с ним ехали; далее он сказал,
что его работой интересуются многие известные москвичи - 'профессора' и
'художники', как он выразился. Но когда я спросил, кто именно эти люди, он
не назвал ни одной фамилии.
- Я спрашиваю об этом, - сказал я, - потому что родился в Москве; кроме
того, я в течение десяти лет работал здесь в газетах, так что знаю в Москве
почти всех.
Гурджиев и на это ничего не ответил.
Мы вошли в большую пустую квартиру, расположенную над школой городской
управы; по-видимому, она принадлежала учителям этой школы. Это было где-то
на месте бывших Красных Прудов.
В квартире находилось несколько учеников Гурджиева - три-четыре молодых
человека и две девушки, обе похожие на учительниц. Я и раньше бывал в таких
квартирах. Отсутствие мебели укрепило мое предположение, так как
учительницам городской управы мебели не давали. При этой мысли мне стало
как-то неловко смотреть на Гурджиева. Зачем он говорил об огромных затратах
на квартиру? Во-первых, квартира была не его; во-вторых, за нее не взималась
плата; в-третьих, она стоила не более пятидесяти рублей в месяц.