Казаков В.С.

Краткая летопись Родины

внимает злословью,

Под тенью паучьей креста,

В плащах белоснежных, забрызганных кровью,

Надменная челядь Христа.

Датчан вероломных, крестом подгоняя,

Глумится пузатый монах,

Детей не крещёных в кострище бросая,

Другим непокорным на страх.

Пируют монахи и грязные рясы

Балтийские треплют ветра.

Уродливой тенью их мерзкие плясы

Ложатся в сияньи костра.

Ни крика, ни стона, ни слов о пощаде

Лишь недругов пьяный разгул.

Аркона разрушена – в белых нарядах

Народ сном последним уснул…

Но дарит нам свет свой незримый Аркона,

И силы даёт нам Буян!

И в битве последней повергнет Дракона

Свещенная Вера Славян!

Яровит

Послесловие

В 1227 г. в Новгороде была попытка восстания. Волхвы, ведуны и потворницы пришли в город, творя «ложные знамения» (предсказывая какую-то беду). Все они были схвачены и сожжены на княжеском дворе. Через 10 лет вся Восточная Европа лежала в грудах развалин — татаро-монголы не пощадили никого. В 1254 г. все южно-балтийское побережье было прочно занято немецко-христианскими захватчиками. На завоеванных землях образовалась марка Бранденбург. Стали немецкими города: Бранибор (Бранденбург), Берлин, Липск (Лейпциг), Дроздяны (Дрезден), Старград (Альтенбург, совр. Штральзунд), Добресоль (Галле), Будишин (Бауцен), Дымин (Деммин), Ведегощ (Волгаст), Кореница (Гарц), Росток, Мехлин (Мекленбург), Мишны (Мейссен), Велеград (Дидрихсхаген), Варнов (Варен), Ратибор (Ратценбург), Дубовик (Добин), Зверин (Шверин), Вишемир (Висмар), Ленчин (Лензен), Брунзовик (Брауншвейг), Колобрег (Кольберг), Волынь (Йомсбург), Любич (Любек), Щецин (Штеттин)… и т.д.

В 1308 г., после землетрясения, разрушившего Руян, значительная часть жителей острова ушла в поисках новых мест. Последняя славянка, по фамилии Голицына, знавшая славянский язык, умерла в 1402 году. По всей бывшей земле Славянской, как черви на гниющем трупе, размножались христианские монастыри. Предоставим слово современникам. Иван Грозный в 1551 г. писал митрополиту Макарию: «В монахи постриглись ради телесного покоя, чтобы всегда бражничать; упивание безмерное, разврат, содомский грех (мужеложство), у игуменов и архимандритов по кельям инде жонки и девки небрежно приходят, а робята молодые по всем кельям живут невозбранно; монахи обитают в одних монастырях с монахинями со всеми вытекающими для ангельского чина соблазнами, отцы пустынники ходят с иконами, якобы собирая деньги на постройку монастыря, а на самом деле затем, чтобы их пропить». В общем, ни дать, ни взять, «святая Русь». Вся эта мразь и пьянь существовала за счёт труда русского крепостного. В XVI веке вместо 100 прежних монастырей насчитывалось уже 200. Только на Троице-Сергиев монастырь работало около 80 тыс. крепостных. Народ медленно превращался в «стадо христово», хотя ещё сильна была приверженность славянской старине. В начале XVI века, например, игумен Елизарова монастыря Памфил осуждал псковитян за празднование Купальской ночи:

«Мало не весь город возмятется, и в селах взбесятся, в бубны и сопели и гудением струнным и всякими неподобными играми сотониньскими, плесканием и плясанием, женам же и девам накивание и устнам их неприятен клич, всескверные песни бесовъския и хрептом их хвиляния, и ногам скакания и топтания. Ту же есть мужем и отроком великое падение, на женское и девичье шатание и блудное им возрение. Також есть и женам мужатым беззаконное осквернение ту же и девам растление».

Чтобы ускорить переход от празднования славянских праздников к празднованию праздников иудейских (таких, как Пасха), церковники подговорили царя издать в 1648 г. указ о запрещении славянских песен, праздников, плясок, игрищ (запретили даже качаться на качелях), представлений и других народных увеселений.

А в 1725 г., на другом краю бывшей Словени, в селе Зютен близ Гамбурга, крестьянин Ян Парум Шульце написал: «Я решил в этом, 1725 году, записать вендский язык для потомства…Мой дед в своё время много говорил по-вендски, и отец мой тоже превосходно знал вендский язык, и оба также хорошо по-немецки говорили…Мне 47 лет. Когда я и ещё три человека в нашем селе умрут, вероятно, уже никто не будет знать, как по-вендски называлась собака…». В 1756 году умирает последняя крестьянка, говорившая по-вендски.