отождествляет тат-хагат с космическими стихиями (скандха),
рассматривая их как светоносные сущности. Это весьма смелое онтологическое
допущение может быть понято лишь на фоне развития буддизма в целом. Однако
возможно, что сходные представления высказывались и раньше: во всяком случае,
в текстах гораздо более древних можно обнаружить предпосылки этой грандиозной
космогонии, трактующей творение как манифестацию Света. Так, Кумарасвами связывает
санскритское лила - quot;играquot; и в первую очередь - quot;игра космических
силquot; с корнем ле-лэй - quot;горетьquot;, quot;искритьсяquot;, quot;сиятьquot;.
Таким образом, слово лелэй могло значить Огонь, Свет или Дух. Судя по всему,
уже тогда индийские мудрецы осознали связь между творением космоса, возникающего
из игры божественных сущностей, и танцем языков пламени, пожирающего топливо.
Аналогия эта напрашивалась сама собой, так как пламя изначально считалось
парадигматической манифестацией божественности. Приведенные здесь примеры
подтверждают именно такой вывод. Пламя и, соответственно, свет в Индии были
символами творения и выражали самую сущность Космоса, особенно если учесть,
что Вселенная считалась всего лишь манифестацией божественного или, точнее,
quot;побочным результатомquot; quot;игрыquot; божественных сил.
Параллельный ряд образов и представлений, выкристаллизовавшихся вокруг майи,
обнаруживает сходное видение: творение мироздания - божественная игра, мираж,
иллюзия, магически проецируемая божеством. Известно, сколь серьезное значение
имело представление о майе для развития онтологии и сотериологии в Индии.
Меньшее ударение делалось на ином: чтобы разорвать покрывало майи и прорвать
космическую иллюзию, необходимо сперва осознать ее характер как quot;игрыquot;
- свободной спонтанной активности божества - и вслед за этим, имитируя божественный
образ действий, можно достичь свободы. Парадокс индийской мысли заключается
в том, что представление о свободе скрыто за представлением о майе - то есть
об иллюзии и рабстве, - и потому обрести свободу можно лишь косвенным путем.
Тем не менее, достаточно открыть глубокое значение майи - божественной quot;игрыquot;,
чтобы уже встать на путь освобождения.
В махаяне Чистый Свет одновременно символизирует и абсолютную реальность,
и сознание, погруженное в нирвану. В момент смерти каждый на несколько мгновений
встречается с этим светом; йоги переживают встречу с ним в состоянии самадхи;
Будда пребывает в свете постоянно. Смерть - это процесс растворения в космосе,
не в том смысле, что плоть возвращается в землю, но в том, что космические
стихии последовательно растворяются одна в другой: Земля поглощается Водой,
Вода - Огнем и т. д. Очевидно, каждый из этих quot;переходовquot; стихий
соответствует определенной ступени развопло-щения, и в конце процесса микрокосмос,
явленный в человеке, уничтожается, подобно тому как уничтожается в конце Великого
Цикла (махаюги) Вселенная. Каждый переход стихий посвященным воспринимается
на психическом уровне. Так, когда Земля растворяется в Воде, тело лишается
опоры (буквально: quot;подпоркиquot;), иначе говоря - теряется способность
управлять членами, тело становится разболтанным, как у марионетки.
Когда процесс развоплощения достигает конца, умирающий видит свет, напоминающий
лунный, потом - солнечный, потом погружается в темноту. Внезапно его будит
слепящий свет: это - встреча с истинным quot;Яquot;, которое в соответствии
с учением, общим для всех индусов, одновременно является и абсолютной реальностью,
Бытием. quot;Тибетская книга мертвыхquot; называет этот Свет quot;Чистой
Истинойquot; и описывает его как quot;неуловимый, сверкающий, яркий, слепящий,
величественный, пронизывающий все вокругquot;. Текст побуждает покойного:
quot;Не пугайся, не страшись, не испытывай ужаса. Это сияние твоей истинной
сущности. Познай его!quot; В это мгновение из сердцевины сияния вырывается
звук, подобный раскатам тысячи громов, звучащих одновременно. quot;Это естественный
звук твоего подлинного quot;Яquot;, - говорится в тексте. - Не пугайся...
Так как у тебя нет материального тела из плоти и крови, - ни звуки, ни свет,
ни видения - ничто не причинит тебе вред. Ты более не подвержен смерти. Тебе
достаточно