Григорию Распутину посвящается
Полуграмотный? Полуграмотный.
Из кедровых лесов, так что ж?
Ну, босой. От Сибири-Россиюшки
Сапоги не одни сотрёшь.
Я к царю. Помогу-ка батюшке
Продержаться ещё чуток.
Я к России, к России-матушке,
Ей бы хвойного хоть глоток!
Что? Гусары? Разгульны, удалы,
Сердцееды и храбрецы?
Так смотрите, смотрите ж, как надо
Разгуляться! Эх вы, мудрецы!
Град Петра в парижских нарядах,
Но корсетам не сжать сердца!
Светских дам трепетали взгляды,
Вдруг увидев сибиряка.
Ну а он, уходя к заутрене
Замолить не свои грехи,
Слышал, как Она шептала,
Лишь одна просила уйти: – Уходи.
Одурманенно и рычаще
Время зверя глотает плоть.
Ты пылающею Душою всё держался,
Теперь не смочь. Уходи.
Не намного зверство задержишь,
Только миг один и спасёшь.
Я – Россия! Мне будет жалко?
Ты уже никогда не споёшь.
Ты в кедрач возвратись, я воспряну!
И тогда всё, что хочешь, проси…
– Эх! Мне б в баньку сейчас! С тобою!
Я б берёзовым, да с хвоёй
Отстегал тебя, непутёвую,
Остаюсь, Россия, с тобой!
Время пеной безумства брюзжало,
А у Гришки пули в груди.
Чернота ему скрежетала:
– Отползай, сибиряк! Отползи.
На полмига ещё задержишь
Ты меня, но тогда
Ты получишь такую кару,
Что не знала ещё Земля!
Ты – герой, а будешь – похабник.
На бутылках с отравой – твой лик.
И тобой спасённые потомки
Плюнут в Душу твою, мужик.
Отползи. Я всесильна сейчас, всевластна!
Хочешь, так в небеса взлетай!
Только миг. Ну разве не ясно?
Только миг мой грядущий отдай!
– Эх! Мадеры б, да в баньку!
Я б тебе показал тогда.
Сибиряк, говоришь. Мужик я.
Так к чему ж канючишь, балда?
И расстрелянный, и утопленный,
И сожжён на задворках, в «грызах».
Над Россиею с ветром весенним
И сейчас пролетит его прах.
– Что, мужик, – чернота скрежещет,
Где ж могила твоя? Где глаза?
Жизни дни для тебя невозвратные.
А потомки глядят в образа.
Предъяви! Власть даю!
Им счета предъяви неоплатные,
Или, может, ты хочешь всплакнуть?
Плюнул Гришка свинцовой пулею:
– Эх, дурён, сатана, – то счета, то всплакнуть.
Ну а как, мужики, там банька,
Не пора ли ещё плеснуть?!
Григорий Распутин из кедровых лесов вошёл в жизнь дореволюционной России, стремясь предотвратить бурю революции, и погиб.
Анастасия тоже живёт в кедраче и тоже пытается сделать для людей хорошее, тоже пытается что-то предотвратить. Но какую участь для неё уготовило наше общество?
Мои частые воспоминания об общении с Анастасией в тайге носили какой-то необычный характер. Когда вспоминались отдельные эпизоды, то память воспроизводила их в подробных деталях, вновь показывала выражение лица Анастасии, интонации её голоса, жесты.