Где рождается заря
1
На спине одинокой Скалы, горделиво задравшей базальтовый нос над бескрайней каменистой равниной, в непроглядной Темноте душной, обеззвученной южной ночи, сидел Человек. Подперев голову руками, он таращил слезившиеся от усталости глаза на черноту пространства, гадая, откуда должно появиться солнце. Сколько времени провел Человек в этом месте, не меняя позы и помыслов, он не помнил и не понимал.
Опустившись однажды на «каменный стул», дать отдохнуть ногам и мыслям, Человек остановил Время или, может быть, в этом месте Время не двигалось вовсе, теперь сей факт уже не имел значения для узника, подняться с приютившего его помоста было невозможно, как и заставить землю повернуться к солнцу – ночь, в ожидании зари, не прекращалась.
Человек, Место и Темнота соединились, срослись телами воедино, сплелись лианами временных петель, сомкнули объятия, совместив несовместимое, растворили друг в друге нерастворимое и застыли, каждый удерживая другого. Человек на Скале не дождется рассвета, Ночь не покидает этого места, Ночь не оставит Скалу, пока на ней Человек, а Скала не избавится от своей нежданной ноши до наступления утренней зари.
Помните белку в колесе? Ее свобода ограничена размерами барабана и, когда обессилевший зверек, падая, останавливает «пыточную камеру», ничего не понимающий ребенок, только что хохотавший над «веселой забавой», начинает плакать и нетерпеливым пальцем подгонять пушистого раба. Беличье колесо – это Скала, несущийся из последних сил в никуда затворник – Человек, дитя, не ведающее, что творит – Тьма вокруг, но над всей этой компанией есть некто, поймавший белку, построивший крутящуюся тюрьму и показавший ее ребенку. Этот некто ведает, что творит, и имя ему Антипод.
Человек закрывает глаза, видеть невидимое (черноту) и не видеть видимое (то, что скрывает она) бессмысленно. Он опускает руки, голова безжизненно падает на грудь.
«Здесь не нужны глаза, – думает Человек, – я мог бы жить без них. Смотреть на тьму или знать, что кроме тьмы нет ничего – разницы никакой. Почему я не прошел мимо этого куска камня, торчавшего на моем Пути призывным маяком, оказавшимся прокрустовым ложем. Песок, в котором вязли мои ноги, пока я шел, не так тяжел, как ветер, пронизывающий теперь мои сандалии, намертво «прикованные» к Скале».
Слезы пробились сквозь прикрытые веки, стало чуть легче. Человек стер влажные дорожки со щек и решил: «Нет, глаза мне все-таки нужны, даже во Тьме».
Скала остыла в объятиях затянувшейся ночи, которая, навалившись звездно-мерцающим животом, так и не сменила своего положения с того самого момента, как, охая и причитая, на нее, не знавшую ни седел, ни тюков, взобрался Человек. Жизнь, до этого кишащая на поверхности, обласканной солнечными лучами, забивалась в расщелины и трещины все глубже и глубже, пока все скальное нутро не охладело полностью. Змеи, ящерицы, пауки, сколопендры, черви и прочие ползущие и бегущие, извивающиеся и виляющие застыли в этом «пустынном айсберге», словно привычные экземпляры анатомического театра, недвижимые, остекленевшие, неживые.
Каким ветром занесло на одинокий остров в бескрайних песках того, кто, не представляя внешней угрозы, принес с собой настоящую (внутреннюю) катастрофу? Прикосновениями Творца в виде корпускулов света далекой звезды и лапок, скользких и сухих, чешуйчатых и мохнатых, жив неподвижный камень. Теперь он был лишен всего этого, и кем, задумчивым нытиком, всматривающимся без конца вдаль, без понимания, где рождается заря.
Скала с неприязнью и усмешкой думала о Человеке, выбравшем себе наблюдательный пункт на западном склоне. Он смотрит в спину ушедшему солнцу, в прошлое, во вчерашний день, тьфу, мудрец – Скала чихнула, и с вершины посыпались под ноги Человека мелкие камни. Он поднял один и швырнул в лицо Тьме (хотя понять, где у Тьмы лицо, а где все остальное, было не возможно). Тьма взвизгнула голосом койота, и Человек вжался от страха в каменный ложемент.
– То-то, раскидался, – хмыкнула Скала, – и, кстати, не поднатужиться ли мне до локального землетрясения, вдруг скину его, или сам уйдет.
Она попробовала разрушить ковалентные связи решетки, но, Богу Богово, а кремнию кремниево, ничего не случилось, разве только чуть нагрелись слои в самой глубине каменного сердца так, что застывший жучок дернул лапкой и снова замер.
– Кроме как торчать убогой инсталляцией, ни на что не способна, – определилась со своей ролью Скала, – буду нести свою ношу, или крест, или карму, не важно что, но стойко.
Ночная Тьма, шапкой накрывшая Скалу, сгустила и без того черную субстанцию собственного одеяния настолько, что Альтаир, висящий прямо над макушкой Человека, испуганно моргнув, исчез вовсе.
– О чем они оба? – кипятилась она. – Я под страхом ночи привела Человека на Скалу, я укрыла Скалу Тенью, через которую солнце прошло уже множество раз и сделалось невидимым, я остановила Время, и я… не могу оторваться от Скалы.
От этих мыслей Тьма передернулась. Если бы Человек оторвался от собственных дум и взглянул на ночное небо, то увидел бы невероятную картину – танец мерцающих, пропадающих и вновь появляющихся огоньков.
– Я всего лишь инструмент в чужих руках, – осенило Тьму, – я раба чьей-то Воли.
Осознание ничтожности своего Эго выразилось в исчезновении с небосклона всех созвездий. Абсолютная чернота попыталась сброситься со Скалы, но заостренный кусок базальта держал свой «головной убор» крепко, как английская булавка цепляет эгретку, не давая ей упасть ни в быстром танце, ни в глубоком реверансе.
Неразлучная троица, оценив безуспешность любых попыток изменить сложившуюся ситуацию, вновь обрела гармонию и баланс совместного пребывания. Где рождается заря, оставалось загадкой. Ребенок, уставший тыкать пальцем безжизненное тельце зверька, уснул, белка, собрав остатки жизненных сил, крутанула барабан на пол-оборота и затихла вместе с остановившимся механизмом. «Родитель» отнес сонного мальчика в постель, мертвую белку на выгребную яму, а колесо вычистил и смазал, до следующей жертвы.
2
Во сне ребенок увидел черную скалу на фоне бескрайнего звездного неба. Она «вырастала» у него на глазах из точки, темного, едва заметного, пятнышка, всего на полтона светлее той черни, что была разлита кругом, превращаясь в кусок пластилина размером с ладонь, затем в подобие подтаявшего снеговика, обильно посыпанного углем напившимся до бессознательного состояния кочегаром и, наконец, в настоящую скалу, грозную, неприступную, с острыми рублеными гранями, поблескивающими в свете звезд множественными вкраплениями слюды. Маленькому человеку казалось, что не только скала наплывает на него, но и сам он, убыстряясь с каждой секундой, летит ей навстречу. Столкновение во сне было неизбежным, но в последний момент каменный айсберг развернул к ночному путешественнику свой острый нос, указывающий на яркую белую звезду, а сам «снаряд Морфея» резко остановился перед сидящим на уступе Человеком.
Лицо его было знакомым, очень знакомым, но не чертами, а чем-то иным, едва уловимым. Ребенок вглядывался, Человек молчал. Становилось страшно, взгляд скального обитателя «прилип» к гостю, втягивал его, втаскивал внутрь, лишая воли к сопротивлению и голоса к призыву о помощи.
Лучше было разбиться о камни, чем попасть в руки каннибалам – вспомнил он недавно прочитанную книгу и тут же его осенило – глаза, вот что знакомо ему в этом страшном человеке. Такие же глаза были у белки, что целый день металась в колесе.
Вдруг человек «отпустил» ребенка, опустил глаза и произнес:
– Выпусти зверька.
Скала при этих словах задрожала, базальтовый нос начал осыпаться, а Человек, окутанный клубами пыли, поднялся на ноги. Темнота, парящая над скалой, рассеивалась, теряя отдельные звезды и целые галактики, ребенок отпрянул, спасаясь от каменных брызг, постепенно собирающихся в пояс астероидов, и глядя на пропадающего Человека, крикнул:
– А зачем?
– Узнаешь, где рождается заря, – услышал он голос, еле прорывающийся сквозь вибрации космогонического распада, рождающего Истину. Восставшее во все небо солнце ослепило мальчика, и он проснулся.
Из соседней комнаты доносился знакомый звук крутящегося барабана. Ребенок спрыгнул с кровати и бросился к дверям, на столе, в беличьем колесе, бешено кружился новый зверек.
– Сынок, смотри, какой красавец, не чета прежнему, – отец широко улыбался, показывая на белку, неистово перебирающую лапками в поисках надежной опоры.
– Пап, где рождается заря? – спросил мальчик, подходя к грохочущей тюрьме.
– Известно, на востоке, – ответил, не понимая вопроса, отец.
– Нет, – уверенно сказал сын, – вот здесь, – и ткнул себя в грудь, после чего остановил барабан и открыл дверцу.
3
Ветер, не беспокоивший Человека на Скале уже несколько дней (или столетий, время-то остановлено вместе с движением космических тел), неожиданно принес с обратной стороны каменного прибежища свист приближающегося то ли астероида, то ли снаряда, то ли еще чего-то, обладающего массой и способностью к левитации. Достигнув своей наивысшей ноты, звук оборвался, а Скала, зажатая намертво песками, довольно резво крутанулась вокруг своей оси. Перед Человеком в воздухе висел испуганный ребенок, судя по полупрозрачным, расплывающимся одеждам и неестественно бледному цвету лица, призрак. Его аморфные глаза были на редкость цепкими, вопрошающими и одновременно с этим требующими. Бледнолицый малютка явно чего-то хотел. Человек, не понимая цели ночного пришельца, не подающего ни знаков, ни сигналов, рассматривал его внутренности, прозрачные, словно чрево медузы. Немного знакомый с анатомией, Человек не находил каких-либо аномалий, нарушений, опухолей или случайно проглоченных вилок, вот только сердце ребенка… оно выглядело как сферическая решетка, внутри которой бился, просясь наружу, огонек.
«Надо же, – подумал Человек, – словно птица в клетке или куница в силке».
– Выпусти зверька, – неожиданно сам для себя обратился он к полупрозрачному гостю.
Свершилось невероятное, Скала, только научившаяся вертеться, начала трястись, пораженная неведомой лихорадкой, Тьма, проникшая, казалось, уже в легкие Человека, с шипением покинула дыхательный тракт, и сквозь белеющее в ночном небе дитя Человек заметил проблески рассвета.
– Зачем? – скорее уловил, чем услышал он вопрос мальчика.
И с первым лучом, пронзившим неподвижное пространство, Человек что было сил крикнул: – Узнаешь, где рождается заря.