нем было так
много тепла, такого полного доверия, что тело моментально
расслабилось.
— Ты — сталкер, — продолжала она, — и поэтому
принадлежишь Флоринде. — В голосе ее не было ни утверждения,
ни отрицания. — Но ты еще и сомнамбула и по природе своей —
сновидящая. Благодаря этим способностям ты принадлежишь и мне.
С одной стороны, я хотела громко рассмеяться и сказать ей,
что она сходит с ума. С другой же — я полностью была с ней
согласна.
— И каким же именем теперь тебя называть? решительно
спросила я.
— Каким именем? — переспросила она, смотря на меня, как
будто это было само собой разумеющимся. — Я Зулейка. Что это,
по-твоему? Игра? Мы здесь не в игры играем.
Опешив, я пробормотала про себя: —Я и не думаю, что это
игра.
— Когда я сновижу, я — Эсперанса, — продолжала она
довольно резко. Лицо ее было одновременно суровым и
просветленным, безжалостно открытым. — Если не сновижу, — я
Зулейка. Но кем бы я ни была — Зулейкой, Эсперансой или кем-то
еще, — тебя это не должно волновать. Я остаюсь твоим учителем
сновидения.
Я могла только по-идиотски кивнуть. Даже если бы мне и
нужно было что-то сказать, я бы не смогла. От страха меня
прошиб холодный липкий пот. В животе у меня бурлило и мочевой
пузырь готов был вот-вот лопнуть. Я хотела в туалет,
освободиться от всего этого.
Терпеть не было больше сил. Или я опозорюсь на этом месте,
или добегу до туалета во дворе. У меня хватило духу, чтобы
сделать последнее.
Зулейка засмеялась, как девчонка; пока я бежала, я все
слышала ее смех.
Когда я вернулась во двор, она усадила меня рядом с собой
на ближнюю скамейку. Я по инерции подчинилась ей и нетерпеливо
села, нервно сплетя руки на сомкнутых коленях.
Ее глаза явно светились суровостью и добротой. В голове
мелькнуло, как будто я уже это знала, что ее безжалостность
была ничем иным, как внутренней дисциплиной. Твердое
самообладание пронизывало все ее существо трогательной
недосказанностью и таинственностью. Это была таинственность
чего-то загадочного, непознанного. Именно поэтому куда бы она
ни шла, я всюду следовала за ней, как щенок.
— У тебя было сегодня два перехода, — объяснила Зулейка.
— Первый — из обычного состояния бодрствования в
сновидение-наяву, а второй — назад. Первый был плавным и
незаметным, а второй — похож на кошмар. Так бывает обычно.
Каждый из нас переживает эти переходы подобным образом.
Я попыталась выдавить из себя улыбку. — Но я так и не
знаю, как это случилось. Я не осознала ни одного. Со мной
просто что-то происходило и я вдруг попадала в сновидение, не
зная, как это случалось.
Ее глаза загорелись. — Обычно это делается так: видят
сон, заснув в гамаке или еще в чем-нибудь, висящем на балке
крыши или под деревом. В подвешенном состоянии мы не касаемся
земли. Земля препятствует нам, помни это. В таком подвешенном
состоянии новичок в сновидении может осознать, как энергия
переходит из состояния бодрствования в сон и из
сновидения-во-сне в сновидение-наяву.
Как тебе уже говорила Флоринда, все связано с энергией. В
момент ее появления ты и переходишь.
Теперь проблема будет заключаться в том, сможешь ли ты
накопить достаточно энергии, потому что маги не смогут больше
давать ее тебе. — Зулейка нарочито высоко подняла брови и
добавила. — Посмотрим. Я постараюсь напомнить это тебе, когда
мы окажемся в одном сновидении. — Заметив тревогу на моем
лице, она рассмеялась с детской непосредственностью.
— Как мы попадаем к друг другу в сновидение? —
поинтересовалась я, глядя в ее удивительные глаза. Они были
темные и сияющие, с льющимися из зрачков потоками света.
Вместо ответа Зулейка подбросила в огонь несколько веток.
Угли вспыхнули, рассыпались, и свет стал ярче. Мгновенье она
стояла неподвижно, уставясь в огонь, словно вбирая в себя его
свет. Потом резко повернулась и, мельком взглянув на меня,
присела, обхватив ноги сильными мускулистыми руками. Глядя в
темноту и прислушиваясь к треску огня, она покачивалась из
стороны в сторону.
— Как мы попадаем к друг другу в сновидение? — повторила
я.
Зулейка перестала раскачиваться. Она покачала головой,
подняла глаза, вздрогнув, как будто очнулась.