в них только доброту
и искренность. Осознав, что Исидоро Балтасар ушел, я снова
напряглась. Он исчез бесшумно и быстро, словно тень.
Почувствовав мое волнение, смотритель указал на дом.
Оттуда послышался протестующий голос Исидоро Балтасара, а потом
его смех.
— Все здесь? — спросила я, обходя смотрителя.
— Они дома, но туда тебе нельзя. Тебя не ждали и
попросили меня поговорить с тобой. — Он широко раскинул руки,
преграждая мне путь и не слыша моих возражений, потом взял меня
за руку и увел от двери. — Пойдем во двор и соберем немного
листьев, — предложил он, — сожжем их, а пепел оставим водяным
феям. Может, они превратят его в золото.
Собирая листья в кучи, мы не разговаривали, и физическая
работа, скрежет грабель по земле успокоили меня.
Мы долго собирали и сжигали листья. Неожиданно я
почувствовала, что во дворе появился кто-то еще. Я обернулась и
увидела Флоринду. Сидя на скамейке под деревом сапоге в белых
брюках и в белом жакете, она была похожа на привидение. Ее лицо
затеняла широкополая соломенная шляпа, а в руке был кружевной
веер. Она казалась неземным существом и выглядела такой
отчужденной, что я просто застыла на месте, абсолютно
завороженная. Я сделала к ней несколько шагов, но она никак не
прореагировала на мое присутствие, и я остановилась. Не страх
быть отверженной, а скорее какое-то неписаное, но
подсознательно признаваемое правило удерживало меня от того,
чтобы привлечь ее внимание.
Когда к ней присоединился смотритель, я взяла грабли,
прислоненные к дереву, и медленно приблизилась. Рассеянно
улыбаясь, смотритель взглянул на меня, поглощенный речью
Флоринды. Они говорили на незнакомом мне языке, но я слушала
как зачарованная. Не знаю почему — то ли из-за языка, то ли
из-за привязанности к старику, — но ее хрипловатый голос
звучал ласково, необычно и особенно нежно.
Внезапно она поднялась со скамейки и зигзагами, словно в
ней развернулась какая-то скрытая пружина, пошла через
расчищенный двор, задерживаясь на мгновенье, словно колибри, у
каждого дерева, прикасаясь то там, то тут к листу или цветку.
Я подняла руку, чтобы привлечь ее внимание, но меня
отвлекла ярко-голубая бабочка, отбрасывавшая в воздухе голубые
тени. Она подлетела ко мне и опустилась на руку. Широкие
трепещущие крылья раскрылись, и их густая тень упала мне на
пальцы. Она потерла лапками головку, и, несколько раз сложив и
расправив крылышки, снова взлетела, оставив на моем среднем
пальце кольцо в форме треугольной бабочки.
В уверенности, что это оптический обман, я несколько раз
тряхнула кистью. — Фокус, да? — спросила я смотрителя
срывающимся голосом. — Оптический обман?
Смотритель покачал головой, и его лицо сморщила самая
лучезарная из всех улыбок. — Красивое кольцо, — промолвил он,
беря меня за руку. — Великолепный подарок.
— Подарок, — повторила я. На мгновенье меня озарила
догадка, которая быстро исчезла, оставив меня в полнейшей
растерянности. — Кто надел мне кольцо? — спросила я,
рассматривая эту драгоценную вещь. Усики и продолговатое
тельце, разделяющее треугольник, были выполнены из филигранного
белого золота и усеяны крохотными бриллиантами.
— Ты не замечала его раньше? — спросил смотритель.
— Раньше? — переспросила я, сбитая с толку. — Когда
раньше?
— С тех пор, как его подарила тебе Флоринда.
— Но когда? Я не помню, чтобы Флоринда подарила мне это
кольцо. Почему же я его не замечала?
Смотритель пожал плечами, не в состоянии объяснить мою
забывчивость, и отметил, что оно мне как раз впору. Казалось,
он хотел сказать что-то еще, но передумал и предложил вернуться
к сбору листьев.
— Не могу, — сказала я. — Мне нужно поговорить с
Флориндой.
— Нужно? — Он задумался, как будто услышал что-то
нелепое или необдуманное, но не стал меня разубеждать и показал
на тропинку, ведущую к холмам. — Она пошла прогуляться.
— Я ее догоню. — Вдалеке виднелась белая фигура,
мелькающая среди высокого чапарраля.
— Она далеко, — предупредил смотритель.
— Ничего. — И я побежала за Флориндой, перейдя на шаг,
когда увидела ее. У нее была превосходная походка: она шла
энергично, по-спортивному, не напрягаясь и не сутулясь. Услышав
мои