После всех этих лет я точно не знаю, кем любой из магов
является на самом деле, в том числе нагваль Хуан Матус. Так как
я с ним уже долго, то, кажется, знаю, кто он. Однако когда он
оборачивается спиной, я всегда в проигрыше.
Очень увлеченно Исидоро Балтасар продолжал говорить, что в
повседневной жизни наши субъективные состояния распределяются
между всеми нашими друзьями. Поэтому мы всегда знаем, что наши
друзья сделают в данных условиях.
— Ты ошибается, ты смертельно неправ, — закричала я. —
Не знать о том, что наши друзья сделают в определенных
условиях, — самое захватывающее в жизни. Это одна из многих
захватывающих вещей. Не говори мне, что ты хочешь их отбросить.
— Мы не знаем, что наши друзья сделают на самом деле, —
объяснял он терпеливо. — Но мы можем составить список
возможностей, которые окажутся правильными. Уверяю тебя, это
очень длинный список, бесконечный перечень. Мы не должны
спрашивать наших друзей об их предпочтении в вопросах порядка
составления этого списка. Все, что нам нужно делать, это
поставить себя на их место и отмечать возможности, подходящие
нам. Они будут истинны для всех, потому что мы разделяем их.
Наши субъективные состояния распределяются на всех.
Он сказал, что наши субъективные знания о мире известны
нам как здравый смысл, который может слегка отличаться от
группы к группе, от культуры к культуре. Но несмотря на все эти
различия, здравый смысл достаточно однороден, чтобы оправдать
заявление, что повседневный мир — мир межсубъектный.
— Маги, однако, приспособились к тому, что здравый смысл
вообще не задействуется, — отметил он. — У них есть другой
вид здравого смысла, потому что у них другие субъективные
состояния.
— Ты имеешь в виду, что они как существа с другой
планеты? — спросила я.
Исидоро Балтасар засмеялся.
— Да, они как существа с другой планеты.
— И поэтому они так таинственны?
— Я не думаю, что таинственность — это правильный
термин, — заметил он задумчиво. — Они по-другому общаются с
повседневным миром. Их поведение кажется таинственным нам,
потому что мы не разделяем их взглядов. А так как мы не имеем
никаких стандартов, чтобы измерить, что есть повседневный мир
для них, нам проще верить, что их поведение таинственно.
— Они делают то же, что и мы: они спят, они готовят пищу,
они читают, — вставила я. — Хотя я никогда не могла поймать
их в действии. Поверь мне, они таинственны.
Улыбаясь, он покачал головой.
— Ты видела все, что они хотели, чтобы ты видела, —
настаивал он. — И хотя они ничего не скрывали от тебя, ты не
могла видеть. Это все.
Я была близка к тому, чтобы возразить, но боялась, что это
не понравится ему. Ведь не так важно, прав ли он, кроме того, я
действительно не поняла, о чем он говорил, однако
почувствовала, что все попытки узнать что-либо не дали мне
ключа к тому, кем были эти люди или что они делали. Вздохнув, я
закрыла глаза и опустила голову на спинку сидения.
Пока мы ехали, я снова начала говорить о своем сне:
насколько реальным было видеть его храпящим на соломенном
матрасе. Я рассказала ему о диалоге с Мариано Аурелиано, о
тепле его руки. Чем больше я говорила, тем больше убеждалась,
что это был вовсе не сон. Я пришла в такое возбужденное
состояние, что перестала плакать.
— Я не знаю, что они сделали со мной, — сказала я. — Я
не совсем уверена, во сне я или нет даже сейчас. Флоринда
говорила мне, что я сновижу-наяву.
Исидоро Балтасар кивнул, потом тихо сказал:
— Нагваль Хуан Матус называет это состоянием повышенного
осознания.
— Повышенного осознания, — повторила я.
Слова легко сорвались с моего языка, несмотря на то, что
они звучали совсем не так как сновидение-наяву. Я смутно
вспомнила, что слышала их раньше. Или Флоринда, или Эсперанса
пользовались этим термином, но я не могла вспомнить, в каком
контексте. Слова были на грани того, чтобы подсказать мне
что-то важное, но мозг уже слишком устал от безуспешных попыток
перечислить, что я делала день за днем в доме магов.
Как бы я ни старалась, все равно оставались определенные
эпизоды, которые невозможно было пересказать. Я нащупывала
слова, которые сразу же как-то тускнели и умирали перед самыми
моими глазами, так