я, бросившись к ней, но резко
остановилась, поняв внезапно, что это не она, а какой-то
мужчина. — Простите, — пробормотала я, оправдываясь. — Я
обозналась. — Я протянула руку и назвала себя. Я старалась не
приглядываться к нему, но ничего не могла с собой поделать; у
меня не было уверенности, что это не Эсперанса, переодетая
мужчиной.
Он подал мне руку, осторожно пожал мою и сказал: — Я
смотритель. — Своего имени он мне не назвал.
Его ладонь в моей показалась хрупкой, как птичье крылышко.
Это был худой, довольно старый человек. И лицо его тоже
походило на птичье, с острыми орлиными чертами и живыми
глазами. Его белые волосы, словно перья, торчали хохолками.
Однако напомнили мне Эсперансу не только его хрупкая фигура и
птичья внешность, но и морщинистое бесстрастное лицо, глаза,
блестящие и влажные, как глаза ребенка, и зубы, мелкие,
квадратные и очень белые.
— Вы знаете, где Флоринда? — спросила я. Он покачал
головой, а я добавила: — Вы знаете, где все остальные?
Довольно долго он молчал, а потом так, словно я ни о чем
его не спрашивала, повторил, что он смотритель. — Я за всем
присматриваю.
— В самом деле? — спросила я, подозрительно его
разглядывая. Он выглядел таким хрупким и тщедушным, что,
похоже, не был в состоянии присматривать за чем бы то ни было,
включая себя самого.
— Я за всем присматриваю, — повторил он, ласково
улыбнувшись, как будто это могло развеять мои сомнения. Он
собрался было еще что-то сказать, но вместо этого пожевал
задумчиво нижнюю губу, повернулся и снова принялся аккуратными
ловкими движениями сгребать листья в кучку.
— А где все остальные? — спросила я.
Он окинул меня рассеянным взглядом, упершись подбородком в
ладонь, держащую ручку грабель. Потом оглянулся с глупый
улыбкой так, словно в любой момент кто-нибудь мог
материализоваться из-за фруктового дерева.
С громким вздохом нетерпения я повернулась, чтобы уйти.
Он откашлялся и хриплым, дрожащим от старости голосом
произнес:
— Старый нагваль взял Исидоро Балтасара с собой в горы.
— Он не смотрел на меня; его глаза всматривались куда-то
вдаль. — Через пару дней они вернутся.
— Дней! — возмущенно взвизгнула я. — А вы их правильно
поняли? — Расстроенная тем, что оправдались мои наихудшие
опасения, я могла лишь пробормотать: — Как он мог оставить
меня здесь совершенно одну?
— Они уехали вчера вечером, — сказал старик, подгребая в
кучу листок, отнесенный ветром в сторону.
— Это невозможно, — решительно возразила я. — Мы только
вчера вечером сюда прибыли. Поздним вечером, — подчеркнула я.
С полным безразличием к моему агрессивному грубому тону,
да и к самому моему присутствию, старик поджег кучку листьев,
находившуюся перед ним.
— Не оставил ли Исидоро Балтасар для меня какой-нибудь
весточки? — спросила я, присев рядом с ним на корточки. —
Может, записку или еще что? — Внезапно мне захотелось
закричать на него, но я не осмелилась, сама не знаю почему.
Какое-то загадочное своеобразие внешности старика не давало мне
покоя. Я не могла отделаться от мысли, что это переодетая
Эсперанса.
— А Эсперанса тоже отправилась с ними в горы? — спросила
я. Мой голос дрогнул, потому что внезапно меня охватило
отчаянное желание расхохотаться. Он ничем не смог бы убедить
меня в том, что он действительно мужчина, разве что спустив
штаны и предъявив мне свои гениталии.
— Эсперанса в доме, — пробормотал он, не отводя глаз от
кучки горящих листьев. — Она в доме вместе со всеми.
— Что за чушь; ее в доме нет, — грубо возразила ему я.
— В доме никого нет. Я искала их полдня. Я проверила каждую
комнату.
— А она в маленьком домике, — упрямо повторил старик,
вглядываясь в меня так же пристально, как он глядел на горящие
листья. Лукавая искра в его глазах вызвала во мне желание дать
ему пинка.
— Каком маленьком … — Мой голос угас, когда я
припомнила другой дом, виденный мною в момент приезда. Сама
мысль об этом месте причинила мне почти физическую боль.
— Вы могли бы мне сразу сказать, что Эсперанса находится
в маленьком домике, — брюзгливо сказала я. Исподтишка я
огляделась вокруг, но дома не было видно. Высокие деревья и
стена за