грубая брань.
— Впрочем, я думаю, язык существует на то, чтобы им
пользоваться, — задумчиво промолвил он, — а брань следует
применять тогда, когда этого требуют обстоятельства.
Меня это не развеселило. И как только приступ жалости к
себе миновал, я принялась в обычной своей манере размышлять над
его утверждением, что будто бы все мои преимущества заключаются
в светлых волосах и голубых глазах.
Должно быть, по моему виду Мариано Аурелиано понял, что я
чувствую, потому что он начал уверять меня, что сказал это
только чтобы вывести меня из равновесия, и на самом деле в этом
нет ни грамма правды. Я знала, что он лжет. На мгновение я
почувствовала себя оскорбленной дважды, а потом с ужасом
осознала, что все мои оборонительные заслоны сломлены. Я
согласилась с ним. Все, что он говорил, точно попало в цель.
Одним ударом он сорвал с меня маску и, так сказать, разрушил
мой щит. Ни один человек, даже мой злейший враг, не мог бы
нанести мне такого прицельного разрушительного удара. И все же,
что бы я ни думала о Мариано Аурелиано, — я знала, что моим
врагом он не был.
От осознания всего этого у меня слегка закружилась голова.
Словно некая невидимая сила крушила что-то внутри меня: это
было мое представление о себе. То, что придавало мне силу,
теперь опустошало меня.
Мариано Аурелиано взял меня за руку и повел к кофейне.
— Давай заключим перемирие, — сказал он добродушно. —
Ты нужна мне, чтобы оказать одну услугу.
— Тебе достаточно попросить, — ответила я, стараясь
попасть ему в тон.
— Перед тем, как ты сюда приехала, я зашел в эту кофейню
купить сэндвич, но меня практически отказались обслужить. А
когда я пожаловался, повар выставил меня за дверь.
Мариано Аурелиано удрученно взглянул на меня и добавил:
— Если ты индеец, такое иногда случается.
— Пожалуйся на повара управляющему, — воскликнула я в
праведном гневе, загадочным образом начисто забыв о своем
собственном смятении.
— Мне бы это никак не помогло, — доверительно сообщил
Мариано Аурелиано.
Он заверил меня, что единственный способ, каким я могла
ему помочь, состоял в том, чтобы я сама зашла в кофейню, села
за стойку, заказала изысканное блюдо и подбросила в свою
тарелку муху.
— И обвинила бы в этом повара, — закончила я за него.
Весь план выглядел настолько нелепым, что заставил меня
расхохотаться. Но как только я поняла его истинную цель, я
пообещала сделать то, о чем он меня просил.
— Подожди здесь, — сказал Мариано Аурелиано и вместе с
толстяком-индейцем, с которым я еще не была знакома, отправился
к пикапу, припаркованному на улице. Пару минут спустя они
вернулись.
— Кстати, — сказал Мариано Аурелиано, — вот этого
человека зовут Джон. Он индеец племени юма из Аризоны.
Я уже хотела спросить, не колдун ли он тоже, но Мариано
Аурелиано опередил меня.
— Он самый младший член нашей группы,— доверительно
сказал он.
Нервно хихикнув, я протянула руку и сказала 'рада
познакомиться'.
— Я тоже, — ответил Джон глубоким звучным голосом и
тепло сжал мою ладонь в своей. — Надеюсь, больше мы с тобой
драться не будем, — улыбнулся он.
Не будучи слишком высоким, он излучал живость и силу
великана. Даже его крупные белые зубы казались неразрушимыми.
Джон шутя пощупал мой бицепс.
— Бьюсь об заклад, ты можешь свалить с ног мужика одним
ударом, — сказал он.
Но не успела я извиниться перед ним за свои удары и
ругань, как Мариано Аурелиано вложил в мою ладонь маленькую
коробочку.
— Муха, — шепнул он. — Тут Джон предложил, чтобы ты
надела вот это, — добавил он, извлекая из сумки черный
кудрявый парик. — Не беспокойся, он совершенно новый, —
заверил он меня, натягивая его мне на голову. Затем он оглядел
меня с расстояния вытянутой руки. — Неплохо, — задумчиво
произнес он, удостоверившись, что длинная прядь моих светлых
волос как следует упрятана под парик. — Я не хочу, чтобы тебя
кто-нибудь узнал.
— Мне нет необходимости изменять внешность, — заявила я.
— Можете мне поверить, у меня нет ни одного знакомого в
Тусоне. — Я повернула боковое зеркальце своей машины и
взглянула на себя. — Не могу я туда войти в таком виде. Я
похожа на пуделя.
Укладывая непокорные