полуденного перерыва вместо того, чтобы есть
свои завтраки в школьном саду, мы обычно тайком убегали из
школы и забирались на вершину ближайшего холма, чтобы поесть в
тени самого большого — мы верили в это — дерева манго в мире.
Его самые нижние ветви касались земли, а самые высокие —
задевали облака. В сезон созревания мы обычно объедались
плодами манго.
Вершина холма была нашим излюбленным местом до того дня,
когда мы обнаружили там тело школьного сторожа, свисающее с
высокой ветки. Мы не смели ни сдвинуться с места, ни заплакать.
Но никто из нас не хотел потерять лицо перед другим. Мы не
стали влезать на ветви в тот день, но попытались съесть наши
завтраки на земле, фактически под телом умершего человека,
желая узнать, кто из нас не выдержит первым. И это была я.
— Ты когда-нибудь думала о смерти? — шепотом спросил
меня Самурито.
Я взглянула вверх на висящего человека. В то же мгновение
ветер зашелестел в ветвях с необычным упорством. В шелесте я
ясно услышала, как умерший человек шептал мне, что смерть была
успокоением. Это было настолько жутко, что я вскочила и, вопя,
понеслась прочь, безразличная к тому, что Самурито мог подумать
обо мне.
— Ветер заставил ветви и листья говорить с тобой, —
сказал м-р Флорес, когда я закончила свой рассказ.
Его голос был мягким и низким. Золотые глаза горели
лихорадочным огнем, когда он продолжил объяснять, что в момент
своей смерти, в одной мгновенной вспышке, воспоминания, чувства
и эмоции старого сторожа высвободились и были поглощены
манговым деревом. — Ветер заставил ветви и листья говорить с
тобой, — повторил мистер Флорес. — Ибо ветер — твой по
праву.
Как во сне, он бросил взгляд сквозь листву, его глаза
внимательно смотрели за поле, в освещенное солнцем
пространство. — То, что ты женщина, дает тебе возможность
повелевать ветром, — продолжал он. — Женщины не знают этого,
но они могут вступить в диалог с ветром в любое время.
Я непонимающе покачала головой.
— Я понятия не имею, о чем вы говорите, — сказала я. Мой
тон выдавал, как неловко я чувствую себя в этом положении. —
Это как сон. И если бы он продолжался еще и еще, я бы
поклялась, что это один из моих кошмаров.
Его продолжительное молчание вызвало у меня раздражение. Я
почувствовала, как мое лицо покраснело от злости. Что я делаю
здесь, сидя на дереве с безумным стариком? Я погрузилась в
размышления. И в то же время я понимала, что, возможно,
оскорбила его, поэтому решила извиниться за свою грубость.
— Я понимаю, что мои слова имеют для тебя мало смысла, —
согласился он. — Это потому, что на тебе слишком толстый
твердый слой. Он мешает тебе слышать, что должен сказать ветер.
— Слишком толстый твердый слой? — спросила я недоуменно
и подозрительно. — Вы имеете в ввиду, что я в грязи?
— И это тоже, — ответил он, заставив меня покраснеть. Он
заулыбался и повторил, что я обернута слишком толстым твердым
слоем, и что этот слой не может быть смыт с помощью мыла и
воды, независимо от того, сколько ванн я приму.
— Ты наполнена рассудочными суждениями, — пояснил он. —
Они мешают тебе понять то, что я говорю, например, что ты
можешь командовать ветром.
Он смотрел на меня сузившимися критическими глазами.
— Ну? — потребовал он нетерпеливо.
Прежде чем я поняла, что случилось, он ухватил меня за
руки и одним быстрым, плавным движением раскачал и мягко
приземлил. Мне показалось, что я видела его руки и ноги
вытянувшимися, как резиновые ленты. Это был мимолетный образ,
который я тут же объяснила себе как искажение восприятия,
вызванное жарой. Я не стала задерживаться на нем, ибо именно в
тот момент мой взор отвлекла Делия Флорес и ее друзья,
расстилавшие большую полотняную скатерть под соседним деревом.
— Когда вы добрались сюда? — спросила я Делию,
поставленная в тупик тем, что не сумела ни увидеть, ни услышать
приближение группы людей.
— Мы собирались устроить пикник в твою честь, — сказала
она.
— Потому что ты присоединилась к нам сегодня, — добавила
одна из женщин.
— Как это я присоединилась к вам? — спросила я,
чувствуя, что мне не по себе.
Не заметив, кто это сказал, я переводила взгляд с одной
женщины на другую, ожидая, что