Высшие обители
Метта – это синтез разума и эмоции, правильное воззрение
и искусное деяние, незамутненное духовное видение и
блаженство теплого и открытого сердца.
Взращивая метту, мы пытаемся развивать то, что можно назвать высшими эмоциями, то есть теми эмоциями, которые дают нам возможность соединить наше обычное сознание с чем-то более чистым и духовным. Без такой возможности мы не смогли бы приблизиться ни к высшим уровням медитативного опыта – называемым дхьянами, – ни к самому Просветлению. Все обстоит так, как будто метта в смысле обычной положительной эмоции стоит на полпути между мирским и духовным. Прежде всего, нам нужно развивать метту способами, которые доступны нашему пониманию – просто с помощью обычного дружелюбия, а потом мы сможем начать поднимать наши эмоции до гораздо более возвышенной степени насыщенности. Как уже должно быть ясно, метта в подлинном смысле отличается от обычного расположения. На самом деле, она не похожа на любовь или дружелюбие, к которым мы привыкли, она гораздо более позитивна и гораздо более чиста. Легко недооценить метту и счесть ее довольно мягкой и нетребовательной. В конце концов, трудно постичь, какова она на самом деле; только ощутив ее, вы можете оглянуться на свой прежний эмоциональный опыт и оценить разницу. То же самое справедливо и по отношению к каждой из четырех брахма-вихар. Когда мы, к примеру, начинаем развивать сострадание, нам нужно найти в себе любой его зародыш и помочь ему вырасти. Со временем наш опыт углубится, и, если наши усилия по его развитию будут сопровождаться сильным влечением к изучению Дхармы и готовностью воплотить эти идеалы в повседневной деятельности, мы можем прийти к ощущению очень чистого, позитивного сострадания, которое будет сильно отличаться от того, что мы обычно понимаем под этим словом. Подобно этому, чистый опыт сорадования, мудиты, является, в силу своей насыщенности, совершенно отличным от обычного удовольствия, которое мы можем испытывать, зная, что у кого-то хорошо идут дела.
Упеккха, равностность, – это духовное качество особенно возвышенного рода. В обычном опыте мы ощущаем ее отголоски, вероятно, в безмятежности, которую можно найти в природе, оставшись в одиночестве в лесу в безветрие, когда деревья молчаливо окружают вас. Но упеккха выходит далеко за пределы даже такого покоя: она обладает собственным мощным, точным и даже динамическим качеством. И это лишь описание упеккхи в ее мирском смысле. Полностью развитая брахма-вихара – это безмятежность неописуемо тонкого и глубокого рода. Вдохновленные проникновением, мы ощущаем, как будто нет ничего кроме покоя. Это чувство воистину всеобъемлюще и совершенно непоколебимо. Это не просто отсутствие противоречий, в нем есть собственное величие и устойчивость. Поскольку оно имеет отношение к природе самой реальности, никакие отвлекающие факторы не могут на него воздействовать.
Развивая метту, вы закладываете прочное основание для развития Проникновения. Другими словами, чем более соответствующими реальности становятся ваши эмоциональные реакции, тем ближе вы становитесь к Проникновению. В Махаяне такая полностью реализованная метта называется махамайтри. «Маха» означает «великая» или «высшая», а «майтри» – это санскритский эквивалент метты, поэтому это метта, ставшая великой, возведенная в абсолютную, Просветленную форму. Махамайтри представляет собой реакцию Будды или Бодхисаттвы на живых существ, хотя эта реакция – не вполне эмоция, как мы ее понимаем. Прежде всего, она полна ясной и рациональной осознанности. Живые существа страдают, так по какой причине не испытывать к ним сочувствия? Как можно не почувствовать сострадания? Как можно не попытаться помочь им?
В совершенно здоровом человеке чувство и мысль практически тождественны. Вы думаете и чувствуете одновременно, разрыва между ними нет. Но у большинства людей мысль и чувство разделены и даже противопоставлены друг другу. Если наше мышление объективно до такой степени, что становится вычислением, а чувства настолько субъективны, что доходят до сентиментальности, мы, скорее всего, будем скатываться от этой сверхобъективной мысли назад к сверхсубъективному чувству.
Д. Г. Лоуренс описывает деятельность мысли как «человека в его целостности, полностью присутствующего» («Мысль», в «Избранных стихотворениях», «Пингвин», Лондон, 1969, с. 227), что привносит целостное, эмоционально живое качество в осознанность, к которой мы должны стремиться в своей интеллектуальной жизни. Уильям Блейк описывает отношения между разумом и эмоциями по-другому. Разум, говорит он, это граница или внешнее окружение энергии, ограничивающий или связывающий фактор, который необходим, если выражение энергии не должно свестись к бесформенности и путанице («Бракосочетание Неба и Ада», 67). Так что разум – это то, что придает эмоции форму. Важно, что он не навязывается извне силой, тормозя или ограничивая эмоцию. Форма растет вместе с эмоцией, позволяя ей выражаться и воплощать себя в красоте и истине.
Подобно этому, когда мы создаем метту и сострадание, это подразумевает умственную, рациональную активность, а не просто чувство. Мы сознательно готовим подходящие условия, в которых, как нам известно, может возникнуть это чувство. К примеру, мы вызываем в уме образы людей, на которых мы хотим направить любовь и счастье. Метта – это синтез разума и эмоции, правильное воззрение и искусное деяние, незамутненное духовное видение и блаженство теплого и открытого сердца.
Вероятно, самый ранний и, несомненно, один из самых выдающихся примеров учения Будды о метте можно найти в одном из древнейших сохранившихся писаний Палийского канона – «Карания метта сутте». Ученые определили, что собрание учений под названием «Сутта-нипата», из которого взята «Карания метта сутта», большей частью состоит из ранних писаний, но, несомненно, не полностью, поскольку включает достаточно много сравнительно позднего материала. Также установлено, что брахма-вихары – не только ранние, но и центральные учения в проповедях Будды.
Сутта появляется дважды в Палийском каноне, в «Сутта-нипате» и «Кхуддакапатхе», где ей дано название, ставшее более известным – «Карания метта сутта». Сутта имеет форму не прозаической проповеди, но серии стихов, имеющих исчислимый размер – то есть разбитых на строки с фиксированным числом слогов. Вероятно, мы можем даже считать ее стихотворением, вдохновленным мощным опытом метты.
Текст состоит всего из десяти строф. Для начала, он отсылает к цели, которой стоит следовать, и ясно обозначенному, здоровому стремлению, необходимому для того, чтобы ей следовать. Далее устанавливается общий характер нравственности, необходимый для основы развития метты. Вслед за этим нас знакомят с особенностями того, как практиковать медитацию метта-бхаваны, и в седьмой строфе предполагается, какой степени силы мы можем достичь в переживании метты. И, наконец, сутта обозначает плоды упражнения, устанавливая тесную связь между развитием метты и развитием Проникновения в природу реальности. Перевод, который мы используем, – один из очень многочисленных и сделан Саддхатиссой. Прежде, чем мы рассмотрим его детально, строку за строкой, слово за словом, вероятно, стоит прочесть его целиком про себя несколько раз. Как я сказал, текст – на самом деле своего рода стихотворение, и, как и в случае с любой поэзией и, особенно, с поэзией, полной столь глубокого смысла, само чтение – это своего рода медитация, атмосферой которой должно быть проникнуто все последующее изучение.