14. Гордыня
Смотрела видео иеромонаха о гордыне. Он говорил, что гордыня – это изменённое состояние сознание, бредовое состояние «я лучше всех знаю, как надо», это психоз. Нет ни одного человека, который лучше всех все знает. Каждый человек может что-то знать лучше других в силу большего опыта, но не факт, что и знание с большим опытом правильно даже для него, не говоря уже о других.
Гордецы – заложники собственных мнений. Человек в состоянии гордыни не способен воспринимать, он – закрытая система, он не взаимодействует с миром.
За несколько лет до болезни я перестала воспринимать слова других людей. Я критиковала все мнения и суждения, и я ведь называла это критическим мышлением. Критическое мышление – способность человека ставить под сомнение любую информацию, включая собственные убеждения. Вот это «включая собственные убеждения» не входило в моё определение критического мышления. Причём, я всегда была открыта для новой информации, но только если у меня был на неё запрос, если я сама ее добыла. Если информация приходила ко мне без запроса, то я считала ее не стоящей внимания, потому что я считала, что лучше других знала, что стоит внимания, а что – нет.
Ведь это гордыня, глухая ригидная гордыня.
Гордец не способен слышать других. Я как раз постфактум удивлялась тому, что я в то время, до и некоторое время после операции, была будто за стеклом, многие советы, мнения, суждения, не проходили сквозь это стекло, я думала, что я лучше всё знаю и лучше всех во всём разбираюсь.
Я всё подвергала сомнению, бесконечно уточняла, не доверяла. Наверное, это было явно видно со стороны, но я этого не замечала, до тех пор, пока, в период после операции, после очередного визита доктора и нашей с ним беседы, на которой мама присутствовала, она меня спросила, а верю ли я хоть кому-нибудь, хотя бы самой себе.
При гордыне происходит переписывание нейронных сетей, ограничение мышления, ригидность. Гордыня приводят к когнитивных искажениям, завышенным требованиям к себе и другим, хроническому напряжению, и, как следствие, к психическим и физическим зажимам.
Необходимо смещение внимания с себя на других, любовь к другим, забота о других.
Вот, кстати, тогда, когда я узнала о болезни, я перестала со всеми общаться и окончательно замкнулась на себе, а надо было увидеть, что есть и другие люди, и есть ещё более нуждающиеся в помощи, и быть с ними.
Иеромонах говорит о том, что семья излечивает от гордыни. Не знаю, не уверена. Если бы я тогда, в тот давний период, создала с кем-то семью и родила детей, то, возможно, я бы сливала свою гордыню и гнев в ту самую семью. Хотя, кто знает, может быть, любовь к детям меня размягчила бы, и я стала бы нежной и доброй. Не знаю.
Есть такая православная пословица: блудных могут исправить люди; лукавых – ангелы; а гордецов исцеляет только сам Бог.
Только болезнь смогла меня переубедить в том, что я всё знаю лучше, чем другие. Сейчас мне даже не верится, что я так думала. Только после болезни и операции, и то не сразу, а постепенно, со временем, я начала слышать других людей.
Сейчас эти мысли о гордыне у меня возникли не с оттенком самообвинения или самобичевания, это удивление в чистом виде. Я просто не понимаю, как психика так быстро поменяла свою структуру в таком существенном вопросе.
Но гордыни во мне все ещё очень много, несмотря на то, что я искренне не понимаю на чем она базируется, я адекватно оцениваю свою внешность, свой ум, свои способности, я считаю, что у меня есть основания считать, что мне повезло во многом, но нет оснований считать себя выдающейся в чём бы то ни было.
На исповеди я была один-единственный раз в жизни. Исповедовалась во всех грехах, которые совершила за всю жизнь. Это называется генеральная исповедь.
Теперь – после генеральной исповеди, где я рассказывала все свои грехи, и исповедь была для меня реально исповедью, мне сложно было говорить: то стыдно, то грустно, то страшно, то мерзко, то неприятно – теперь я не понимаю, как после такого опыта исповеди можно исповедоваться только о том, что, например, я грубо себя вела. Отстоять очередь на исповедь с видом, что сейчас покаюсь, а сказать «осуждала, обзывалась, обвиняла», это неловко. Будто я маленький ребёнок. Я и сама знаю, что гнев – смертный грех, неловко для констатации этого факта отнимать время у священника. Или это снова гордыня во мне говорит? Может быть, я просто не хочу давать отчёт о том, в чем я грешна? Непонятно.
Непонятно, откуда у меня берётся гордыня. Может быть, наоборот, это компенсация, как в психологии считается, что закомплексованные и неуверенные люди часто ведут себя как раскованные и уверенные. Может быть такое, что я, наоборот, где-то глубоко внутри чувствую себя ничтожной, и поэтому легко впадаю в гордыню как в средство защиты.
Гордыня очень непроста. Она состоит из огромного количества неприятных вещей – высокомерие, надменность, заносчивость, оценивание, обесценивание, пренебрежение, осуждение, тщеславие, мнительность – там просто безбрежный океан какой-то мерзости. Вот, кстати, вся перечисленная мерзость как раз может говорить о неуверенности в себе, это её ключевые характеристики, и они неприятно переживаются мной, даже если в моменте я остроумно кого-то обесценила или осудила, то уже минут через пять мне удушающе стыдно за мои слова.
Иногда я ни с того ни с сего начинаю мнить о себе невесть что. Я даже радуюсь, что, как правило, в такие моменты довольно быстро сталкиваюсь с людьми, способными парой точных слов вернуть меня к реальности. Это каждый раз неприятно, но хорошо отрезвляет.