он умирает, но я не пойду». Человек был потрясен этими словами, потому что у его хозяина всего несколько минут назад случился сильный сердечный приступ, и он послал этого человека сбегать за Махарадж-джи и привести его. Но как ни уговаривали слуга и другие Махарадж-джи, он идти отказался. Наконец Махарадж-джи взял банан, дал его слуге и сказал: «Вот, отнеси ему. Все будет в порядке». Конечно, человек этот кинулся обратно с бананом, а заботливая семья очистила его и накормила больного. Как только он покончил с бананом, он умер.
Здесь, в Америке мне однажды звонит Вейви Грейви и говорит: «Тут один парень умирает и хотел бы, чтобы ты его навестил. Он в доме Тома Вольфа». А я в то время был в доме Бейкера РАЕЙ в центре Дзэн в Сан-Франциско. Я был один, поскольку Бейкеры были в Японии, и в довольно унылом состоянии. Однако я не мог отказать и поехал. Парню было лет двадцать, он был чрезвычайно худой, в джинсах, куртке и ботинках. Я присел с ним рядом и сказал: «Я слыхал, ты собираешься скоро умирать.» — «Ага», — ответил он. Тогда я спросил его, не хочет ли он поговорить об этом, и он сказал — хорошо. Тут мы стали разговаривать и минут через двадцать, когда он взял сигарету, я заметил, что рука у него дрожит, а раньше этого не было. От страха, сопровождавшего мое унылое состояние, я подумала «Ой-ой-ой — что я наделал. Какое я имею право к нему приставать? Он же умирает». Я сказал ему: «Слушай, парень, ты меня извини. Я не намерен приставать к тебе, я оставлю тебя. Я не собираюсь тебя пугать». А он говорит: «О нет, вы не пугаете! Я нервничаю оттого, что я так возбужден тем, что с вами. Я искал в себе силы умереть, а вы — первый человек, с которым я соприкасаюсь, кто не усугубляет этого тем, что так этого страшится». Он придал мне убежденность в правильности моих действий, которой у меня самого не было, и сказал: «Делайте то, что вы делаете, это отлично».
Так что мы стали бывать вместе и однажды я нанял машину, и мы отправились в поездку по первому шоссе в округ Марии, и очень опасную дорогу вдоль побережья. Мы остановились заправиться и он говорит: «Ничего, если я поведу? Может это в последний раз». Так вот это весьма романтичный образ, если вы знаете, — как относятся двадцатитрехлетние к вождению — машины, и я сказал: «Конечно». Он повел машину, но очень скоро стало ясно, что он слишком слаб, чтобы крутить рулевое колесо. Мы ехали всего миль двадцать в час, но он объезжал кривую, где был спуск к океану футов в триста, а я держал руль и крутил его, стараясь сделать это ненавязчиво, чтобы не было промаха