духовных индийцев. Это обеспечивает освобождение, это способ, которым вы сознательно подходите к своей смерти. Когда вас сжигают на погребальном костре, Шива — одна из форм Бога, шепчет имя Рам, — другой формы Бога, вам на ухо, — и вы освобождаетесь. Таким образом, те, кто казались мне такими страшными, были людьми, которым посчастливилось из миллионов Индии, они попали в Бенарес, и собирались в Бенаресе умереть. Когда я взглянул на них с таким пониманием, я увидел на лицах их, обращенных ко мне, сожаление. Они с сожалением смотрели на меня, потому что я был чужеземец, который, верно, никогда не умрет в Бенаресе. Я просто захвачен в колесо иллюзии и страдания, которое все крутится и крутится, тогда как они покончили с этим. Я сделал поворот на 180 градусов и увидел, что Бенарес — это город невероятного ликования, хотя в нем и есть невероятные физические страдания.
И вот я здесь в этом сорокапятилетнем разлагающемся теле, этой упаковке, в которой я действую; я чту его, в достаточной мере забочусь о нем. Тем не менее, каков бы ни был катализатор, — будь то Махарадж-джи или психоделики, — мои занятия или медитативные переживания, важность моего тела и личности, этой мелодрамы Рам Дасса, заметно уменьшается. Одновременно исчезает моя озабоченность смертью, и эта новая перспектива позволила мне размышлять о смерти и писать о ней. Конечно, глубокое влияние оказало на меня изучение «Тибетской книги мертвых», описание умирания Олдосом Хаксли в книге «Остров», и его собственная смерть, а также смерть матери. Было явно, что мы нуждаемся в иных взглядах на смерть.
Много других переживаний в дальнейшем внесли свой вклад в оценку вопроса смерти, в том числе два случая с Махарадж-джи, которые очень сильно на меня подействовали.
Однажды Махарадж-джи гулял с одним своим многолетним последователем и вдруг взглянул вверх и сказал: «Ма только что умерла». Она жила в далеком городе и было очевидно, что он увидел это на ином плане. Тут он стал смеяться. Смеялся и смеялся. Его последователь был поражен и назвал Махарадж-джи «жестоким», за то что тот смеется при смерти такой прекрасной и чистой женщины. Махарадж-джи обернулся и говорит: «А что ты от меня хотел, чтобы я действовал, как какая-нибудь кукла?».
В другой раз, когда Махарадж-джи сидел с группой последователей, он вдруг оглянулся и сказал: «Кто-то идет», но никого не было видно. Через несколько минут прибыл слуга одного из последователей Махарадж-джи. Прежде чем он что-либо сказал, Махарадж-джи воскликнула «Да, я знаю, что