церемонии берешь то, от чего хочешь избавиться, и бросаешь в огонь. Я хотел избавиться от вожделения. Помимо всего прочего, мне тогда исполнилось сорок лет: довольно уж! Я этим был всецело занят лет тридцать. Если мне этого недостаточно до сих пор, значит всегда будет недостаточно, вот я и решил от этого отказаться. Я и бросил это в огонь.
На другой день был праздник Рам Лила. Должны были сжигать огромное соломенное чучело Рамны. Равана — плохой парень из «Рамаяны»: у него грандиозное это и десять голов, все исполненные желания. Можно бросить в чучело все, что в тебе подобно Раване. Я поразмыслил и порешил: «Ну, я могу вдвойне обезопаситься, брошу-ка я в Равану», — а он сидел в огромном кресле, и подожгли его прямо между ног. Очень символично. Оказалось, что в эту ночь был йом-Кипур, и чтобы быть трижды уверенным, я опирался и на эту основу.
Месяца три это как будто действовало. А потом, сижу в двухэтажном автобусе в Лондоне и замечаю, что глаза мои поглядывают на тротуар, следуя за каким-нибудь привлекательным существом на улице. «Хо-хо!» — подумал я, — «ну вот опять». Вот так я и вернулся на Запад, снова готовый быть духовным учителем. Я собирался снова поехать в Индию через два года: т.е. в 1974 году, но Махарадж-джи уже оставил тело, интеллект мой меня спросила «Куда же он мог уйти?». Потому что иной раз в прошлом я сиживал с ним, видел его физическое тело, а затем успокаивался в медитации и ощущал его присутствие на другом плане. Тело мое начинало сотрясаться от Шакти, от того количества энергии, которая исходила из этих разных планов. Я переходил с плана на план, встречая его везде.
Я припомнил рассказ, который вы, может быть, слыхали, о Рамана Махарши. Он умирал, а его последователи говорили: «Баба-Лжи, не оставляй нас, пожалуйста. Исцели себя». А он говорит: «Нет, тело это изнурено». Они опять: «Не оставляй нас, не оставляй?. А Рамана Махарши сказала «Бросьте эти глупости, куда я могу уйти?». Это казалось мне самым лаконичным утверждением иллюзорности тела. Но где-то во мне самом была совсем иная история. Я знал, что я еще не пропечен как следует; «пекарем» был Махарадж-джи, а он как раз ушел.
Когда тело Махарадж-джи сжигали, разные люди видели разные вещи. Большинство плакали, причитали и, как и я, чувствовали, что потеряли своего Гуру. А один человек стоял у огня, просто смеялся и пел: «Шри Рам Джон Рам Джон Джай Рам» — всю ночь напролет. На другой день его спросили: «Почему ты смеялся и пел?» А он говорит: «Махарадж-джи сидел и смеялся, а Рам поливал гхи, очищенное масло, ему