– Что ж ты пугливая такая? Я же сказал, поужинаем, угощаю!
– Поужинаем, ночью рассчитаюсь, утром позавтракаем и попрощаемся? – прищурилась я, поднимая глаза.
Глава 2. Сытость и слабость.
У гада, вцепившегося в мой рукав, не только куртка была добротной и красивой. Он и сам был очень, очень неплох. Крепко сшит и ладно скроен. Не хуже куртки точно. Каштановые кудри, явно подстриженные хорошим мастером, якобы небрежно обрамляли мужественное загорелое лицо. Зеленые, как крыжовник, глаза смотрели нагло и весело. Черная рубашка, узкие брюки, заправленные в мягкие сапоги, все подчеркивало ладную фигуру незнакомца.
Почему так несправедлива жизнь? У меня ресницы жидкие и светлые, а у него черные, пушистые и длинные? У меня губы узкие и невыразительные, а у него – будто изваянные резцом великого скульптора, прихотливым изгибом лука? Менее талантливый скульптор такого бы не смог создать. Сильная шея, маленькие аккуратные уши.
– Так я гожусь для ночных расчетов? Я не возражаю против твоего плана, – он наклонился, обдав меня запахом своего парфюма. Принюхалась привычно, раскладывая аромат на составляющие. Чайное дерево, мускус, апельсин, табак и розмарин. Дорого и вкусно.
– Нет, – грубо ответила я, вырывая рукав из захвата. – Вы меня спутали с ночной фиалкой.
– Но поужинать нам это не помешает? – улыбнулся наглец.
Сытый, разодетый, уверенный в своей неотразимости. У нас на курсе полно таких королей, безоговорочно верящих в свою исключительность и неотразимость. Когда я из домашней девушки с неплохим приданым стала стипендиаткой и поселилась в общежитии, они тоже подкатывали, чтоб «помочь» освоиться. Этот хуже, потому что старше и опытнее. Наверное, он с точностью до часа может сказать, сколько я не ела досыта. Академическая столовая не давала умереть с голоду, но и только.
Я посмотрела на него с такой ненавистью, что он шагнул назад.
– Малютка, ты что? Кто тебя обидел? – тут же стал серьезным приставала.
– Отстань! – рявкнула я. – Тебе на Каштановый бульвар, там найдешь собеседницу! Оставь меня в покое!
Не слушая больше, я развернулась к парку и пошла вперед, пылая негодованием.