Возле моей комнаты в общежитии нервно ходил вперед-назад… Кристофер. Я даже не очень удивилась, просто прислонилась плечом к стене, любуясь плавной походкой и лже-естественными кудрями красавца. Хоть на что-то красивое посмотреть! Из той, прошлой жизни, где были пирожные на завтрак и белый рояль в гостиной на ужин.
Кристофер настолько не подходил к обшарпанным стенам, выщербленному полу и общей запущенности помещения, что выглядел существом другого мира. Где паркет натерт, стены идеально окрашены и чисты, где нет перекошенных окон и где не сквозит из-под каждой двери. Я в последнее время стала ужасной мерзлячкой. Наверно потому, что сильно похудела, мантия висела мешком, хорошо, что свободный покрой скрывал как лишнюю полноту, так и худобу.
Видение замерло и распахнуло зеленые глаза.
– У меня галлюцинации, – простонала, потерев лоб. – Этого не может быть!
– О! Какое счастье! – новый знакомец кинулся ко мне с видимым желанием схватить в охапку. Еле успела отскочить. Заговорили мы одновременно.
– Как ты прошел мимо комендантши?
– Еще бы десять минут тишины, и я взломал бы дверь!
– Посторонних в общежитие не пускают! – сообщила я вредным голосом.
– Что, и на чай не пригласишь?
Я критически посмотрела на мужчину. Приперся в общежитие! К студентке! С пустыми руками! И имеет наглость напрашиваться на чай? Это за гранью добра и зла, по-моему. Стипендия на чай и плюшки не рассчитана. Непонятно, как ее рассчитывали; наверное, студенты вообще не должны питаться и одеваться. И мыться. И ногти стричь. Жить горним воздухом чистой науки, подкрепляя силы овсянкой на воде. Satur ventur non studit libentur.6
– Не вижу поводов для чаепития, – сухо ответила. – Тем более, у меня чая нет. И кофе тоже. И какао. Вообще ничего нет, кроме тетрадок и учебников.
– Тогда предлагаю ужин! – он приглашающе согнул руку калачиком.
– Спасибо, я поужинала.
Два ужина слишком обременительны для пищеварение. Будут конфликтовать в желудке. Я даже пшенную кашу и хлеб с сыром Марку отнести успела и принять от него взрыв благодарности.