Иногда мне снились полёты. Они были другими, чем обычные сны. Я летал без усилий, без махов крыльев, просто поднимался – по внутреннему импульсу. И всегда было одно и то же ощущение: я просто переставал быть тяжёлым. Не боролся с землёй – я переставал принадлежать ей. В этих снах было чувство родины. Не страны, не места – а состояния, в котором я чувствовал себя естественным. Без границ, без веса, без нужды в объяснении.
Но утро приносило гравитацию. И снова – школа, скамейка, рюкзак, ботинки, пол, тяжесть.
Приземление и внутреннее сопротивление
Я долго не понимал, почему это желание не уходит. Почему оно упорно живёт во мне, хотя мир говорит: «Забудь». Со временем я даже начал думать, что со мной что-то не так. Все вокруг довольны тем, что ходят, бегают, ездят. А я хочу взлететь. Значит, я не такой. Значит, ненормальный.
Но сейчас, оглядываясь назад, я понимаю: это было моё настоящее «я», которое отказывалось сдаться. Это было не желание – а знание, спрятанное под маской желания. Это была внутренняя память о свободе, которая не может быть убита, даже если ты сам решил в неё не верить.
Мы живём в мире, где почти всё естественное называют ненормальным. Дети говорят с воображаемыми друзьями – им ставят диагноз. Люди чувствуют энергию – им говорят, что это внушение. Кто-то слышит голос сердца – а ему объясняют, что это ерунда, нужно логикой думать. И вот это желание летать – из той же оперы. Оно слишком настоящее, чтобы быть дозволенным.
Когда ты хочешь летать, ты автоматически становишься опасным. Не для общества – для системы. Потому что человек, который не принимает ограничения как истину, становится неудобным. Он неуправляем. Он перестаёт бояться. А если ты не боишься упасть – что с тобой можно сделать?
В подростковом возрасте я пытался забыть про это. Серьёзно. Я даже шутил над собой. Говорил друзьям, что раньше мечтал летать, а теперь мечтаю просто «не облажаться на экзамене». Я стал нормальным. А нормальный – значит тяжёлый. Приземлённый. Рациональный. Тот, кто ходит, а не летает.