* * *
Удовлетворенность может быть как положительной, так и отрицательной.50
Так, достижение удовлетворительного состояния путем употребления алкоголя есть суть отрицательная характеристика удовлетворения, тогда как помощь детям – сиротам представляет собой ее положительный эквивалент, в то время как помощь детям с целью ухода от уплаты налога так же представляет собой отрицательный эквивалента акта удовлетворенности и т. п.
Форменным же выражением акта удовлетворенности, равно как и акта неудовлетворённости, выступает уже знакомое нам «определение». Невзирая на неопределённость самого определения как такового, как было показано выше, следует отметить, что акт «негативности», выраженный в его определении, всегда представляет собой субъективную попытку удовлетворить свое неудовлетворительное состояние.
Факторов выражения и проявления негативности тысячи: жажда наживы, несдержанность в желаниях, переживания, волнения, трусость, уныние, злоба и т. п.
Опасен итог удовлетворенности итогом объяснения из чувства собственного эго «Я», выраженный такими качествами, как властолюбие, индивидуализм, эгоистичность и т. п.
Целеполаганием удовлетворительного акта объяснения должна выступать общественно полезная составляющая компонента, выраженная в чувстве справедливости и балансе личных и общественных интересов. Можно, конечно, поднять дискуссию о том, является ли актом объяснения та, которая ведет к негативным последствиям, однако в данном случае это не тема нашего исследования.
Содержательной же характеристикой негативного акта удовлетворённости и его понятийным выражением выступает «антиобъяснение».
Как говорил К. Г. Юнг, «тип есть определённая форма, а архетип есть нечто бессознательное. Типы настолько расширяются при их изучении до пространных символико-исторических связей, что основополагающие психические элементы берутся из той неопределённо переливчатой многоформенности, которая превосходит возможности человеческого представления как такового».51
В процессе самого объяснения, как мы уже сказали, существует опасность попадания в «антиобъяснение». Это происходит тогда, когда под единичное понятие (смысловое и атрибутивное) подстраивается множество атрибутов выражения и проявления «форменности», которое порождает запутанность за счет множественности мнений по поводу воспринятого. Каждый акт объяснения не направлен на ограничение смысла, но лишь усугубляет ситуацию по изучаемому направлению.
Из этого следует, например, что понятие «груша» в своей простоте и «минимальной атрибутивности» обладает большим консенсусом по поводу ее понимания, нежели, например, понятия «свобода», «воля», «право» и т. п.
Наш разум справедливо ищет простоту при ответе на вопрос о смысле данных понятий путем вычленения фактов единичного опыта акта восприятия.
Например, понятие «красота» реализуется в конкретизируемом состоянии «мама», «бабушка», «дерево», «солнце», «цветы» и т. п. То есть объяснение в этом смысле предстает как процесс по минимизации атрибутивной составляющей таких архетипичных понятий, которые, по своей сути, для нас бесконечно «смысло-атрибутивны» и «многоформенны».
Простота является одним из элементов проявления того, что мы зовем актом «удовлетворенности».
Акт удовлетворенности, таким образом, зависит от логических посылок и степени проявления таких категорий, как «конечность» и «итоговость».
Скажем, например, что нам нужен переводчик для ведения успешных переговоров министров двух стран. Найдя такового, нам необходимо его спросить, является ли он переводчиком? В случае получения положительного ответа мы берем его на работу. Далее, при встрече министров двух стран выяснится, что переводчик действительно является переводчиком, однако не с французского языка, так как присутствует представитель Франции и как того требуют обстоятельства, а, например, с немецкого.
Возражения относительно того, что он не переводчик, безосновательны, так как он в действительности является таковым, ведь этот человек (переводчик), в сущности, интерпретирует и переводит одни знаковые составляющие смысла в другие.
Интерпретация, выраженная в виде перевода, предполагает именно такую парадигму развития процесса перевода, однако, в силу смысловой и знаковой волатильности понятия, переводчик как переводчик конкретно не знает, по сути, те же знаки, только выраженные или характеризующиеся тем, что мы называем языковой культурой употребления. То есть и в немецком, и во французском языке актом выражения смысла сказанного выступают знаковые составляющие, при том, что немец не может понять то, что сказал француз и т. п.
Вопрос: как можно знать знаки и быть переводчиком в целом, однако выявление такой, казалось бы, мелочи, как незнание французской языковой культуры в нашем примере, служит основанием для разрушения всех предыдущих усилий и заслуг, которые предшествовали и представляли акт конкретизации, выраженный в форме: «вы переводчик? – да, переводчик», а также обладание статусом переводчика, конкретизированном в удостоверении (документе, подтверждающем статус переводчика), и знании интерпретации перевода одной знаковой составляющей в другую.
Таким образом, получается, что конкретная посылка итога акта «недоукомплектованного» понимания зависит от первоначальной посылки удовлетворенности и ведет в конечном счете к противоположному итогу, то есть итогу неудовлетворенности. В данном случае «недообъяснение» даже хуже, чем отсутствие такового вообще.
Следовательно, в психологическом плане необходимо выделять как негативное, или отрицательное объяснение, ее «итоговость», так и «недообъяснение», которое характеризуется отсутствием критериев, необходимых для удовлетворения аксиологических, праксеологических, телеологических и иных состояний субъекта.