А все, как писал Л. Н. Толстой, оттого, что относились к народу без любви. А без любви к народу, с ненавистью к нему – ничего хорошего для него не сделаешь, а только погубишь и народ и страну…
– Присутствовавший на банкете Григорий с напряженным и злобным вниманием вслушивался в слова Секретева. Не успевший протрезвиться, генерал стоял, опираясь пальцами о стол, расплескивая из стакана пахучий самогон; говорил, с излишней твердостью произнося каждую фразу:
– …Нет, не мы вас должны благодарить за помощь, а вы нас! Именно вы, это надо твердо сказать. Без нас красные вас уничтожили бы. Вы это сами прекрасно знаете. А мы и без вас раздавили бы их. И давим их и будем давить, имейте в виду, до тех пор, пока не очистим наголо всю Россию. Вы бросили осенью фронт, пустили на казачью землю большевиков… Вы хотели жить с ними в мире, но не пришлось! И тогда вы восстали, спасая свое имущество, свою жизнь. Попросту – спасая свои и бычиные шкуры. Я вспоминаю о прошлом не для того, чтобы попрекнуть вас вашими грехами… Это не в обиду вам говорится. Но истину установить никогда не вредно. Ваша измена была нами прощена. Как братья, мы пошли к вам в наиболее трудную для вас минуту, пошли на помощь. Но ваше позорное прошлое должно быть искуплено в будущем. Понятно, господа офицеры? Вы должны искупить его своими подвигами и безупречным служением тихому Дону, понятно?
– Не о том говорил генерал. Казаки уже все поняли о войне и думали, не как ее продолжать, а как ее заканчивать, да, если повезет, разойтись по домам.
– Снова выехали на бугор, и тут Прохор, напряженно о чем-то думавший, спросил:
– А что, Пантелевич, не хватит кровицу-то наземь цедить?
– Почти что.
– А как по твоему разумению, скоро это прикончится?
– Как набьют нам, так и прикончится.