– Сам, небось, знаешь… Расстреливали людей. Нынче одного, завтра, глядишь другого… Кому же антирес своей очереди ждать? Быка ведут резать, он и то головой мотает.
– Вот и отгадка нынешней тихой жизни и молчания народа. Хоть и раздается ропот, но к восстанию никто не призывает. Не расстреливают людей, даже не согласных с властью и говорящих об этом… Более того, людям дают прожиточный минимум, чтобы могли хоть как-то сводить концы с концами. И землицы дают 6-10 соток, чтобы могли себя с ее помощью прокормить. И кредиты дают на покупку машин, домов, квартир, земли… Чего недовольничать-то?
– Подводчик вскочил в сани, повернул к Штокману погрубевшее лицо, заговорил опять:
– Мой дед, он и до се живой, зараз ему сто восьмой год идет, рассказывал, а ему тоже дед ведал, что при его памяти, то есть пращура моего, был в наши верхи Дона царем Петром посланный князь, – вот кинь господь память! – не то Длинноруков, не то Долгоруков. И этот князь спущался по Воронежу с солдатами и разорял казачьи городки за то, что не хотели никонскую поганую веру примать и под царя идти. Казаков ловили, носы им резали, а каких вешали и на плотах спущали по Дону.
– Ты это к чему гнешь? – строго настораживаясь, спросил Кошевой.
– А к тому, что, небось, царь ему, хоть он и Длиннорукий, а таких правов не давал. А комиссар в Букановской так, к примеру, наворачивал: «Я, дескать, вас расказачу, сукиных сынов, так, что вы век будете помнить!..» Так на майдане в Букановской и шумел при всем станишном сборе. А даны ему такие права от советской власти? То-то и оно! Мандата, небось, нету на такие подобные дела, чтоб всех под одну гребенку стричь. Казаки – они тоже разные…
– Нет, прошел век, а не помнят казаки того, что творили с их дедами и отцами большевики, а вернее бандиты или уголовные элементы, сошедшиеся с большевиками. Ведь если вдуматься в коммунистическую идею, то не может она насаждаться кровью и братоубийственной войной. И страну развалили и коммунистическую идею опорочили, так называемые большевики под руководством Ленина, Троцкого и Сталина…