– Привезли голубя? Ты и есть Лихачев?
– Я. Вот мои документы. – Лихачев бросил на стол завязанный в мешок портфель, глянул на Суярова неприступно и строго. – Сожалею, что мне не удалось выполнить моего поручения – раздавить вас, как гадов! Но Советская Россия вам воздаст должное. Прошу меня расстрелять.
Он шевельнул простреленным плечом, шевельнул широкой бровью.
– Нет, товарищ Лихачев! Мы сами против расстрелов восстали. У нас не так, как у вас, – расстрелов нету. Мы тебя вылечим, и ты еще, может, пользу нам принесешь, – мягко, но поблескивая глазами, проговорил Суяров.
– Лукавил, конечно, Суяров. И у большевиков, и у казаков отношение к пленным было одинаковым. Не буду повторять описанные Вами зверства, с которыми казнили его конвоиры.
– Суярова на должности командующего объединенными повстанческими силами сменил молодой – двадцативосьмилетний – хорунжий Кудинов Павел, георгиевский кавалер всех четырех степеней, краснобай и умница. Отличался он слабохарактерностью, и не ему бы править мятежным округом в такое буревое время, но тянулись к нему казаки за простоту и обходительность. А главное, глубоко уходил корнями Кудинов в толщу казачества, откуда шел родом, и был лишен высокомерия и офицерской заносчивости, обычно свойственной выскочкам. Он всегда скромно одевался, носил длинные, в кружок подрезанные волосы, был сутуловат и скороговорист. Сухощавое длинноносое лицо его казалось мужиковатым, не отличным ничем.
– Вот что нравится людям в командирах и руководителях: «простота и обходительность, скромность в одежде…». Знают ли об этом современные руководители, или их это не волнует и, более того, они всем своим видом и манерой поведения стараются дистанцироваться от своих подчиненных и тем более – народа?
– Говорит Кошевой Михаил. Предлагаем сдаться добром. Все равно не уйдете!
Петро вытер мокрый лоб, на ладони остались полосы розового кровяного пота.
Какое-то странное чувство равнодушия, граничащего с забытьем, подкралось к нему.
И диким показался крик Бодовскова: