– Но никто не сказал про него, что наворовался, как про нынешних быстро разбогатевших «новых русских» и олигархов. Работал с утра и до ночи и жил в достатке. А ведь и у многих нынешних мужиков руки опускаются – не хотят вкалывать так же, как Мирон Григорьевич, потому что опасаются, как бы не было повторения начала 90-х годов. А СМИ сообщают, что возобновились в последние годы те же пугающие предпринимателей явления, которые имели место в начале «реформ». И опять люди живут в ожидании, что придут не большевики, а бандиты и отберут нажитое трудом или в лучшем случае предложат отдать за бесценок. Меняются названия, а смысл остается прежним. Сейчас настали хорошие времена только для «единороссов»: им и высокие должности, и «золотые парашюты»… Надолго ли?
– Ну, повидал я председателя, – Иван Алексеевич, сияющий, блестя глазами, подошел к столу. Одолевало его нетерпение рассказать. – Вошел к нему в кабинет. Он поздоровался за руку со мной и говорит: «Садитесь, товарищ». Это окружной! А раньше как было? Генерал-майор! Перед ним как стоять надо было? Вот она, наша власть-любушка! Все равные!
Его оживленное, счастливое лицо, суетня возле стола и эта восторженная речь были непонятны Григорию. Спросил:
– Чему ты возрадовался, Алексеев?
– Как – чему? – У Ивана Алексеевича дрогнул подбородок. – Человека во мне увидали, как же мне не радоваться? Мне руку, как ровне, дал, посадил…
– Генералы тоже в рубахах из мешков стали последнее время ходить. – Григорий ребром ладони выпрямил ус, сощурился. – Я на одном видал и погоны, чернильным карандашом сделанные. Ручку тоже казакам давали…
– Генералы от нужды, а эти от натуры. Разница?
– Нету разницы! – Григорий покачал головой.
– По-твоему, и власть одинаковая? За что же тогда воевали? Ты вот – за что воевал? За генералов? А говоришь – «одинаково».
– Я за себя воевал, а не за генералов. Мне, если направдок гутарить, ни те, ни эти не по совести.
– А кто же?
– Да никто!