– Странное было разделение у казаков других граждан Российской империи, проживавших за пределами границы Войска Донского: на русских и украинцев. Уж кто-кто, а они-то не должны были отделять себя ни от украинцев, ни от русских. Так как по одной из версий появления казачества, считается, что донские казаки – прямые наследники Запорожских казаков, а стало быть, сродни украинцам. Рязанские краеведы рассказывают (о чем подробно написано выше), что ряжские казаки, то есть в нынешнем понимании – русские, после того, как засечные черты перестали иметь свою оборонительную значимость в связи с расширением границ русского государства на юг, стали переезжать в низовье Дона. Ведь Дон – это не озеро, а река, которая протекает по территории Тульской, границе Рязанской, Липецкой, Воронежской, а затем только Ростовской области. Стало быть, как о нынешних русских и украинцах нельзя говорить, как о чистых в генетическом смысле народах, так и о донских казаках тем более. Поэтому взгляд Григория на русских и украинцев, как на какой-то другой народ, является неверным и опасным для мирного совместного проживания.
– … И помалу Григорий стал проникаться злобой к большевикам. Они вторглись в его жизнь врагами, отняли его от земли! Он видел: такое же чувство завладевает и остальными казаками. Всем им казалось, что только по вине большевиков, напиравших на область, идет эта война. И каждый, глядя на неубранные валы пшеницы, на полегший под копытами нескошенный хлеб, на пустые гумна, вспоминал свои десятины, над которыми хрипели в непосильной работе бабы, и черствел сердцем, зверел. Григорию иногда в бою казалось, что и враги его – тамбовские, рязанские, саратовские мужики – идут, движимые таким же ревнивым чувством к земле. «Бьемся за нее, будто за любушку», – думал Григорий.
– Если посмотреть на эту сцену спокойно, без злобы, без ненависти, то биться казакам с большевиками было не за что. И если бы их не стравили, то и не бились бы насмерть, а жили бы казаки и мужики в мире и согласии.