– Вот о чем мечтают простые, рядовые граждане. О мирной и размеренной, стабильной и уверенно смотрящей в завтрашний день жизни, без потрясений, а тем более без кровопролитных войн. Но позволят ли и позволяют ли власти жить простому народу по его желанию?
– Петро помолчал; вновь закуривая, открыто глянул на брата:
– Ты какой же стороны держишься?
– Я за советскую власть.
– Дурак! – порохом пыхнул Пантелей Прокофьевич. – Петро, хоть ты втолкуй ему!
Петро улыбнулся, похлопал Григория по плечу.
– Горячий он у нас – как необъезженный конь. Разве ж ему втолкуешь, батя?
– Мне нечего втолковывать! – загорячился Григорий. – Я сам не слепой… Фронтовики что у вас гутарят?
– Да что нам эти фронтовики! Аль ты этого дуролома Христана не знаешь? Чего он может понимать? Народ заблудился весь, не знает, куда ему податься… Горе одно! – Петро закусил ус. – Гляди вот что к весне будет, – не соберешь… Поиграли и мы в большевиков на фронте, а теперь пора за ум браться. «Мы ничего чужого не хотим, и наше не берите» – вот как должны сказать казаки всем, кто нахрапом лезет к нам. А в Каменской у вас грязно дело. Покумились с большевиками, – они и становят свои порядки.
– Да, любила напевать мамаша по случаю: «Нас не трогай – мы не тронем, а затронешь – спуску не дадим..»85. Но, попробуй – не дай спуску, если на тебя наваливается гора да еще вооруженная, да еще накачанная наркотиками или самогоном, не знающая жалости и не имеющая ничего человеческого в своих устремлениях. Ведь, если бы делали все для простых людей, то должны были бы с ними договариваться, разъяснять по-хорошему, а не пугать оружием, расстрелами и предъявлять ультиматумы… Да что там пугать – расстреливали почем зря.
– В марте Бунчук был послан на работу в революционный трибунал при Донском ревкоме. Высокий, тусклоглазый, испитой от работы и бессонных ночей председатель отвел его к окну своей комнаты, сказал, поглаживая ручные часы (он спешил на заседание):