– Подобные вопросы не решаются на митингах. Одними лозунгами и увещеваниями дело не решишь. Если доверил вам народ власть, а не сами назначили себя властью, то делайте, что должно и отчитывайтесь перед народом о проделанной работе непосредственно или через своих уполномоченных. И если народ не будет удовлетворен работой власти, он вправе переизбрать ее досрочно или продлить мандат доверия на очередной срок. Но это в идеале, как должно быть при демократическом правлении, которое существовало на Дону. Мне тоже неизвестны примеры, «чтобы страной управляла разумно и на пользу народа кучка самозванцев».
– Передайте власть ревкому – и Красная гвардия прекратит наступление… – вставил Подтелков.
– Большевики не желали оставлять на Дону демократическую власть казаков и говорили на языке ультиматума. Вот когда проявилась наглядно сущность затеянного и так и непонятого большинством казачества до конца государственного переворота: «Мы дадим вам землю, народную власть и т.д. и т.п., но в таком виде, в каком решим мы, а не казаки, не народ. Мы – главные, мы власть, мы решаем, что и как…». Вот оно проявление диктатуры, но не пролетариата, а кучки самозванцев, под руководством Ленина, Троцкого, Сталина и других «большевиков», вставших во главе развала Российской империи.
С разрешения Каледина из публики выступил подъесаул Шеин, георгиевский кавалер всех четырех степеней, из рядовых казаков дослужившийся до чина подъесаула. Он оправил складки гимнастерки будто перед смотром, – сразу взял в намет.
– Чего там, станишники, слушать их! – кричал он высоким командным голосом, рубя рукой, как палашом. – Нам с большевиками не по пути! Только изменники Дону и казачеству могут говорить о сдаче власти Советам и звать казаков идти с большевиками! – И, уже прямо указывая на Подтелкова, обращаясь непосредственно к нему, он изгибался, кричал: – Неужели вы думаете, Подтелков, что за вами, за недоучкой и безграмотным казаком, пойдет Дон? Если пойдут, – так кучка оголтелых казаков, какие от дома отбились! Но они, брат, очнутся – и тебя же повесят!