– Не хотел бы я оказаться на месте офицеров в то время, да и в наше время тоже. В советское время все было ясно, а сейчас нет. Рядовых-то еще можно оболванить – они глупые. А вот что надо говорить офицерам? А может быть и ничего не надо говорить, потому что им некуда идти, негде работать с полученной ими профессией Родину защищать, кроме как в армии. И самим надо жить, и семьи содержать, и квартиры получать… Я не представляю себя в роли политработника, или заместителя по воспитательной работе. Что надо врать, чтобы самому не было стыдно и противно перед самим собой, за сказанные слова.
– Близкий дыбился фронт. Армии дышали смертной лихорадкой, не хватало боевых припасов, продовольствия; армии многоруко тянулись к призрачному слову «мир»; армии по-разному встречали временного правителя республики Керенского и, понукаемые его истерическими криками, гибли в июньском наступлении; в армиях вызревший гнев плавился и вскипал, как вода в роднике, выметаемая глубинными ключами…
– Мир. Как много в этом слове. Мир нужен людям. Война не нужна ни русским, ни немцам, ни французам, ни англичанам, ни американцам… Война нужна толстосумам, которые на ней еще больше и быстрее увеличивают свои капиталы. Война для них – это бизнес. А для людей военных – это жизнь или смерть, награды и почести или забвение, а то и позор.
– Листницкий, отвыкший за годы войны от города, с радостным удовольствием впитывая в себя разноголосый гул, перевитый смехом, автомобильными гудками, криком газетчиков, и, чувствуя себя в этой толпе прилично одетых сытых людей своим, близким, все же думал:
«Какие все вы сейчас довольные, радостные, счастливые, – все: и купцы, и биржевые маклеры, и чиновники разных рангов, и помещики, и люди голубой крови! А что с вами было три дня назад? Как выглядели вы, когда чернь и солдатня расплавленной рудой текли вот по этому проспекту, по улицам? По совести, и рад я вам и не рад. И благополучию вашему не знаю, как радоваться…»