– Что ж это творится там, на фронте? Неужели нет людей с рассудком? Не верю я газетной информации, – лжива она насквозь, знаю по примеру прошлых лет. Неужто, Евгений, проиграем кампанию?
– Интересно, верят ли россияне безоговорочно публикациям в нынешних газетах? И доверяют ли всевозможным «опросам общественного мнения»?
– С точки зрения честного человека – это подло, безнравственно. Григорий… Я обворовал ближнего, но ведь там, на фронте, я рисковал жизнью. Могло же так случиться, что пуля взяла бы правее и продырявила мне голову? Теперь я истлевал бы, моим телом нажирались бы черви… Надо с жадностью жить каждый миг. Мне все можно!
– Какое знакомое выражение: «Можно все!». Мы уже говорили о нем выше. Именно оно правит в переломные годы истории, а не честь, совесть и порядочность…
– Свои неписанные законы диктует людям жизнь. Через три дня ночью Евгений вновь пришел в половину Аксиньи, и Аксинья его не оттолкнула.
– Катя Маслова не оттолкнула Нехлюдова, Аксинья не оттолкнула Евгения, а Дарья и старика какого-нибудь не оттолкнула бы, да, более того, сама «раскачала» бы… Это не законы, а животные инстинкты, которые руководят жизнями людей с невысоким уровнем человеческой зрелости – только и всего.
– Желчный, язвительный сосед Григория был недоволен всем: ругал власть, войну, участь свою, больничный стол, повара, докторов – все, что попадало на острый его язык.
– За що мы с тобой, хлопче, воювалы?
– За что все, за то и мы.
– Та ты толком скажи мени, толком.
– Отвяжись!
– Га! Дуркан ты. Це дило треба разжуваты. За буржуив мы воювалы, чуешь? Що це таке – буржуй? Птыця така у коноплях живе.
Он разъяснял Григорию непонятные слова, пересыпал свою речь ругательным забористым перцем.
– Не тарахти! Не понимаю хохлачьего твоего языка, – перебивал его Григорий.
– Ось тоби! Що ж ты, москаль, не понимаешь?
– Реже гутарь.