– Точно так же как евреи, как они своей денежной властью отплачивают за свое угнетение, так и женщины. „А, вы хотите, чтобы мы были только торговцы. Хорошо, мы, торговцы, завладеем вами”, – говорят евреи. „А, вы хотите, чтобы мы были только предмет чувственности, хорошо, мы, как предмет чувственности, и поработим вас”, – говорят женщины. Не в том отсутствие прав женщины, что она не может вотировать или быть судьей – заниматься этими делами не составляет никаких прав, – а в том, чтобы в половом общении быть равной мужчине, иметь право пользоваться мужчиной и воздерживаться от него по своему желанию, по своему желанию избирать мужчину, а не быть избираемой. … Она действует на чувственность мужчины, через чувственность покоряет его так, что он только формально выбирает, а в действительности выбирает она. А раз овладев этим средством, она уже злоупотребляет им и приобретает страшную власть над людьми.
– Лев Николаевич, а еще утверждают, что нет пророков в своем отечестве. Вот Вы напророчили более ста лет назад то, что сейчас происходит повсеместно – во властных структурах и в семьях. Это относится и к евреям, и к женщинам…
– Влюбленность истощилась удовлетворением чувственности, и остались мы друг против друга в нашем действительном отношении друг к другу, то есть два совершенно чуждые друг другу эгоиста, желающие получить себе как можно больше удовольствия один через другого. Я называл ссорой то, что произошло между нами: но это была не ссора, а это было только вследствие прекращения чувственности обнаружившееся наше действительное отношение друг к другу.
– Лев Николаевич, по-моему, здесь имеет место подмена понятий. «Влюбленность» – это еще не всеобъемлющая любовь, а всего лишь желание близких, эротических отношений. И когда интерес в получении этих близких отношений удовлетворяется, то состояние «влюбленности» исчезает так же быстро, как и появляется. Отношения между мужчиной и женщиной становятся холодными, они начинают раздражать друг друга и искать причины для ссоры.
– С братом, с приятелями, с отцом, я помню, я ссорился, но никогда между нами не было той особенной, ядовитой злобы, которая была тут.