Музыка
Как славно влюбляться в музыку или стихи. Это волшебное легкое чувство. Совсем не мучительное, как телесная алчь. Вирус этой влюбленности безмятежен, полнит тебя дофамином бескорыстно. Просто так. Ни прикосновений, ни слов, которые могут быть поняты двояко. Ни усталости, когда уже хочется уйти, но уже нет сил.
Ты просто ходишь по своим делам, но внутри у тебя трепещут крылышки мотыльков, стрекозы разрезают твой тайный восторг золотистыми крыльями рифм. Ты словно легче становишься с каждым вдохом мелодии или рифмы. Ты носишь внутри себя эту музыку или стихи, как вызревающий плод. Но он не тяготит, он превращает тебя в нечто легкое, немного нереальное.
Твои внутренние цветы истекают нектаром, который снова и снова очаровывает, ворожит. Ты ходишь с дурацкой улыбкой. Все думают – ты думаешь о любовнике. А ты – нет. Ты внутри музыки, которая внутри тебя.
Чистый холст
Знакомство с человеком – как живопись. Сначала у тебя пустой холст. Просто холст. В голове что-то там смутно пробивается, но это в голове, а то – холст. И как его превратить в город? Париж или Токио?
Он же белый, плоский. Как Мир в минуту Творения. И ты проводишь первую линию. Но это просто линия на белом. И тебе тревожно: а что дальше-то?
Становится тревожно – как в чужой стране, как рядом с незнакомцем в купе СВ, как велосипед после долгого перерыва. Как первый секс с новым любовником после расставания десять лет назад с прошлым…
Но тревога – враг всего. Тревога – убийца. Божественно доверие, Тревога – антихрист. И ты начинаешь медитацию или молитву или мантру? Кисть – краска, краска – кисть… Бог его знает, что получится.
Именно Он, Создатель, знает. А тебе зачем? Крась, настанет момент, и мир начнет проявляться. И тогда уже не ты изгибаешь Великую Пустоту в складки и спирали бытия, а тот иллюзорный мир сам начинает тебя вести.
Будто бы ты выучил новый язык, и тебя покинула словесная немощь и косноязычие младенца. Твой первый шаг в этот таинственный город.
Кафе. Музыка. Визг тормозов на мокром асфальте… В живописи всегда есть время. Время до и время после. В этом ценность. К этому надо стремиться.
Тогда в ней появляется звук. Матисс, Ван-Гог, Рембрандт… Если звук не появился, живопись осталась мертвописью…