Поскольку же, несмотря на эту жалобу, Платон писал так много – от периода своей ранней зрелости до самого преклонного возраста, – ясно, что он должен был стремиться сделать письменное наставление как можно более похожим на тот лучший вид, и он должен был также преуспеть в этой попытке. Ибо даже если мы посмотрим только на непосредственную цель – что письмо, как он считал для себя и своих последователей, должно было быть лишь напоминанием об мыслях, уже бытующих среди них, – Платон рассматривает всякую мысль столь сильно как спонтанную деятельность, что у него напоминание такого рода о уже приобретённом непременно должно быть таковым и о первоначальном и изначальном способе приобретения. Следовательно по этой одной причине диалогическая форма, необходимая как подражание той изначальной и взаимной коммуникации, была бы столь же необходима и естественной для его сочинений, как и для его устного наставления.
Между тем, эта форма отнюдь не исчерпывает всего его метода, так как она часто применялась как современниками, так и в более поздний период к философским предметам без следа духа Платона или его великого искусства в управлении ею. Но даже в его устном наставлении, и ещё более в письменном подражании ему, если мы далее учтём, что целью Платона было приблизить ещё невежественного читателя к состоянию знания, или что он по крайней мере чувствовал необходимость быть осторожным с ним, чтобы не породить в его уме пустого и тщеславного представления о его собственном знании, – то по обоим этим причинам главной задачей Философа должно было было вести каждое исследование таким образом с самого начала, чтобы он мог рассчитывать, что читатель либо будет доведён до внутреннего и самостоятельно порождённого создания рассматриваемой мысли, либо вынужден будет подчиниться и самым решительным образом признать, что не обнаружил и не понял ничего.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».