чем всем нам вместе
взятым. Но ты ленив, подобно Паблито, и предпочитаешь
находиться в замешательстве. Тональ и Нагваль суть два
различных мира. В одном ты разговариваешь, а в другом ты
действуешь.
В тот момент, когда она говорила, ее слова были
абсолютно ясными мне. Я знал, о чем она говорит. Она пошла
обратно к плите, размешала что-то в горшке и снова
вернулась.
— Почему ты такой тупой? — бесцеремонно спросила Лидия.
— Он пустой, — ответила Роза.
Она заставили меня встать и, глядя искоса, стали
обшаривать мое тело глазами. Все они коснулись моей пупочной
области.
— Но почему ты все еще пустой? — спросила Лидия.
— Ты знаешь, что делать, не так ли? — добавила Роза.
— Он был ненормальным, — сказала Жозефина. — он и
сейчас, должно быть, ненормальный.
Ла Горда пришла ко мне на помощь и сказала им, что я
все еще пустой по той же причине, по какой все они еще имеют
свою форму. Все мы в тайне не желаем мира нагваля. Мы боимся
и имеем задние мысли. Короче говоря, никто из нас не лучше
Паблито.
Они не сказали ни слова. Все трое, казалось, были в
полном замешательстве.
— Бедный Нагвальчик, — сказала мне Лидия тоном
подлинного участия. — ты так же напуган, как и мы. Я делаю
вид, что я резкая, Жозефина притворяется ненормальной. Роза
притворяется сварливой, а ты притворяешься тупым.
Они засмеялись, и в первый раз со времени моего
приезда, сделали жест дружеского расположения ко мне. Они
обняли меня и прислонили свои головы к моей.
Ла Горда села лицом ко мне, а сестрички сели вокруг
нее. Я был обращен лицом ко всем четырем девушкам.
— Теперь мы можем поговорить о том, что случилось
сегодня вечером, — сказала ла Горда. — Нагваль сказал мне,
что если мы останемся в живых после последнего контакта с
олли, мы не будем теми же самыми. Олли что-то сделали с нами
этой ночью. Они дали нам сильную встряску.
Она мягко коснулась моего блокнота.
— Эта ночь была особой ночью для нас, — продолжала она.
— Этой ночью все мы, включая олли, энергично взялись за то,
чтобы помочь тебе. Нагвалю понравилось бы это. Этой ночью ты
все время в и д е л .
— Я в и д е л ? — спросил я.
— Опять ты взялся за свое? — сказала Лидия и все
засмеялись.
— Расскажи мне о своем в и д е н и и , Горда, —
настаивал я. — ты знаешь, что я тупой. Между нами не должно
быть неправильного понимания.
— Хорошо, — сказала она. — я понимаю, что ты имеешь в
виду. Этой ночью ты в и д е л сестричек.
Я сказал им, что я был также свидетелем невероятных
действий, выполненных доном Хуаном и доном Хенаро. Я видел
их так же ясно, как видел сестричек, и все же дон Хуан и дон
Хенаро всегда приходили к выводу, что я не в и д е л .
Таким образом, я не в состоянии был определить, чем могли
отличаться действия сестричек.
— Ты имеешь в виду, что ты не в и д е л , как они
держались на линиях мира? — спросила она.
— Нет, не в и д е л .
— Ты не в и д е л , как они проскользнули в трещину
между мирами?
Я изложил им то, чему я был свидетелем. Они слушали
меня. В конце моего отчета ла Горда, казалось, готова была
расплакаться.
— Какая жалость, — воскликнула она.
Она вошла, обошла вокруг стола и обняла меня. Ее глаза
были ясными и утешительными. Я знал, что она не питает ко
мне зла.
— Это твоя судьба, что ты так закупорен, — сказала она.
— но ты все еще остаешься нагвалем для нас. Я не буду питать
к тебе недобрых чувств. Ты можешь в любом случае быть уверен
в этом. Я знал, что она говорила искренне. Она говорила со
мной на уровне, который я наблюдал только у дона Хуана. Она
неоднократно объяснила свое умонастроение, как следствие
потери ее человеческой формы, она действительно была
бесформенным человеческим воином. Волна глубокого
расположения к ней нахлынула на меня. Я едва не заплакал.
Как раз в этот момент я ощутил, что она была чудесным
воином, со мной случилась чрезвычайно интригующая вещь.
Точнее всего ее можно описать, сказав, что я ощутил, что мои
уши внезапно лопнули. Кроме того, я ощутил лопание в
середине своего тела, как раз под моим пупком, причем, более
резко, чем в ушах. Сразу после лопания все стало более
отчетливым: звуки, виды, запахи. Затем я ощутил интенсивный
шум, который,