идиотом.
В небрежной манере я попросил Нестора рассказать мне о
его прыжке в пропасть. Я постарался, чтобы в моих словах
звучал лишь умеренный интерес. Но Паблито осознал подоплеку
моего деланного безразличия. Он засмеялся и сказал Нестору,
что я так осторожен потому, что я был глубоко разочарован
его собственным отчетом об этом событии.
— Я бросился после того, как вы оба сделали это, —
сказал Нестор и взглянул на меня, словно ожидая следующего
вопроса.
— Ты прыгнул непосредственно после нас? — спросил я.
— Нет. Мне потребовалось некоторое время для
подготовки, — сказал он. — Хенаро и Нагваль не сказали мне,
что делать. Тот день был пробным днем для всех нас.
Паблито казался подавленным. Он встал со своего стула и
прошелся по комнате. Затем он снова сел, качая головой в
жесте отчаяния.
— Ты действительно видел, как мы бросились с края? —
спросил я Нестора.
— Я свидетель, — сказал он. — быть свидетелем — это был
мой путь знания, рассказывать вам безупречно то, чему я был
свидетелем — мое задание.
— А что же ты на самом деле видел? — спросил я.
— Я видел, как вы, держа друг друга за руки, подбежали
к краю, — сказал он. — а затем я видел вас обоих, как
воздушных змеев в небе. Паблито двигался дальше по прямой
линии, а потом упал вниз. Ты немного поднялся, а затем
продвинулся на небольшое расстояние от края, после чего
упал.
— Но мы действительно прыгнули в своих телах? — спросил
я.
— Ну да, я не думаю, что это можно сделать другим
способом, — сказал он и засмеялся.
— Может быть, это была иллюзия? — спросил я.
— Что ты хочешь выяснить, маэстро? — спросил он сухим
тоном.
— Я хочу узнать, что в действительности случилось, —
сказал я.
— На тебя, случайно, не нашло помрачение, как на
Паблито? — сказал Нестор с блеском в глазах.
Я попытался объяснить ему природу моего недоумения в
связи с прыжком. Он не выдержал и перебил меня. Паблито
вмешался, чтобы призвать его к порядку, и они стали
пререкаться. Паблито прекратил спор, обойдя вокруг стола,
полусидя на своем стуле.
— Нестор не видит дальше своего носа, — сказал он мне.
— То же самое и Бениньо. Ты ничего не получишь от них. По
крайней мере, мои симпатии остались на твоей стороне.
Паблито захохотал, заставив свои плечи дрожать, и
закрыл свое лицо шляпой Бениньо.
Что касается меня, то вы оба прыгнули, — сказал мне
Нестор, внезапно взорвавшись. — Хенаро и Нагваль не оставили
вам другого выбора. Это было их искусство — загнать вас и
затем подвести вас к единственным воротам, которые были
открыты. Так вы двое бросились через край. Это было то, чему
я был свидетелем. Паблито говорит, что он ничего не ощущал,
это сомнительно. Я знаю, что он прекрасно все сознавал, но
он избрал ощущать и говорить, что он не сознавал.
— Я действительно не сознавал, — сказал мне Паблито
тоном оправдания.
— Возможно, — сказал Нестор сухо. — но я сам сознавал и
я видел, как ваши тела сделали то, что они должны были
сделать — прыгнули.
— Утверждения Нестора вовлекли меня в странное
умонастроение. Все это время я искал подтверждения того, что
я испытал сам. Но когда я получил его, я осознал, что оно
ничего не меняет. Одно дело было знать, что я прыгнул, и был
испуганным тем, что я воспринимал, и другое — найти
согласованное подтверждение. Я понял тогда, что одно не
имеет необходимой корреляции с другим. Я думал все это
время, что наличие кого-то другого, кто подтвердит, что я
испытал этот прыжок, освободит мой интеллект от его сомнения
и страхов. Я ошибся. Вместо этого я стал еще более
беспокоен, еще более вовлечен в эту проблему.
Я начал объяснять Нестору, что я приехал, чтобы увидеть
их обоих специально для того, чтобы получить их подтвержде-
ние того, что я прыгнул, — мое умонастроение изменилось и я
в действительности не хочу больше разговаривать об этом. Оба
они начали говорить одновременно, и в этот момент мы
вступили в трехсторонний спор. Паблито доказывал, что он
ничего не сознавал, Нестор кричал, что Паблито индульгирует,
а я говорил, что не хочу больше ничего слышать о прыжке.
Мне впервые стало совершенно ясно, что никто из нас не
имел спокойствия и самоконтроля. Никто из нас не хотел
уделить другому свое нераздельное внимание, как делали дон
Хуан и дон Хенаро. Так как я был неспособен поддерживать
какой-либо порядок в нашем обмене мнениями, я погрузился в
свои собственные размышления.
Я всегда думал, что единственным изъяном, который мешал
мне полностью войти в мир дона Хуана было мое настаивание на
разумном объяснении всего,