тоном.
— Я уже сказала тебе! — ответила она криком. — ты и я —
одно и тоже.
Я попросил ее объясниться, что она имеет в виду, так
как не мог и на мгновение допустить, что я что-нибудь знаю.
Эти утверждения рассердили ее еще больше. Она резко вскочила
и сбросила свою юбку на пол.
— Вот то, что я имею в виду! — завопила она, проводя
рукой по области лона.
Мой рот непроизвольно открылся. До меня начало
доходить, что я уставился на нее, как идиот.
— Ты и я являемся одним здесь! — сказала она.
Я был ошеломлен. Донья Соледад, старая индейская
женщина, мать моего друга Паблито, стояла полуобнаженной в
нескольких футах от меня, показывая свои гениталии. Я
уставился на нее, неспособный сформулировать никакой мысли.
Единственное, что я знал, это то, что ее тело не было телом
старой женщины. У нее были прекрасные мускулистые бедра,
темные и лишенные волос. Костная структура ее боков была
широкой, но на них не было жировых отложений.
Она, должно быть заметила мой изучающий взгляд и
бросилась на постель.
— Ты не знаешь, что делать, — сказала она, указывая на
свое лоно. — мы являемся одним здесь.
Она обнажила свои крепкие груди.
— Донья Соледад, я тебя умоляю! — воскликнул я. — что с
тобой происходит? Ты же мать Паблито!
— Нет! — отрезала она. — я ему не мать.
Она села и посмотрела на меня горящими глазами.
— Я, как и ты, часть Нагваля, — сказала она. — нам
предназначено соединиться.
Она раздвинула свои ноги и я отскочил.
— Подожди немного, донья Соледад, — сказал я. — давай
поговорим.
У меня был приступ дикого страха и возникла внезапно
сводящая с ума мысль. Почему не может быть так, спросил я
себя, что дон Хуан спрятался где-нибудь поблизости, смеясь
до упаду?
— Дон Хуан! — заорал я.
Мой вопль был таким громким и глубоким, что донья
Соледад соскочила с постели и поспешно натянула на себя
юбку. Я видел, как она надевала ее, когда я закричал снова.
— Дон Хуан!
Я побежал через дом, выкрикивая имя дона Хуана до тех
пор, пока у меня не заболело горло. Донья Соледад тем
временем тоже выбежала из дому и стала около моей машины,
смущенно глядя на меня.
Я шагнул к ней и спросил ее, не дон ли Хуан сказал ей
сделать это. Она кивнула утвердительно. Я спросил ее, нет ли
его поблизости. Она сказала, что нет.
— Расскажи мне все, — сказал я.
Она рассказал мне, что она только следовала
распоряжениям дона Хуана. Он велел ей изменить свое существо
в воина, чтобы помочь мне. Она заявила, что она ожидала
годы, чтобы выполнить это обязательство.
— Я очень сильная сейчас, — сказала она мягко. — как
раз для тебя. Но ты невзлюбил меня в моей комнате, не так
ли?
Я пустился в объяснения, что дело не в этом, что я
учитывал лишь свои чувства к Паблито; затем я осознал, что я
не отдаю себе никакого отчета в том, что я говорю.
Донья Соледад, казалось, поняла мое замешательство и
сказала, что наш инцидент должен быть забыт.
— Ты, должно быть, голоден, — сказала она оживленно, —
я приготовлю тебе что-нибудь поесть.
— Ты мне ничего не объяснила, — сказал я. — я буду
откровенным с тобой, — я не хотел бы оставаться здесь ни за
что на свете. Ты пугаешь меня.
— Ты обязан принять мое гостеприимство, раз речь идет
только о чашке кофе, — сказала она спокойно. — ну, давай
забудем то, что случилось.
Она сделала жест, приглашающий идти в дом. В этот
момент я услышал громкое рычание. Пес стоял, глядя на нас,
как будто понимая, о чем идет речь.
Донья Соледад фиксировала на мне самый пугающий
пристальный взгляд. Затем она смягчила его и улыбнулась.
— Не допускай, чтобы мои глаза беспокоили тебя, —
сказала она. — по правде говоря, я старая. В последнее время
у меня бывают головокружения. Я думаю, что мне нужны очки.
Она разразилась смехом и стала дурачиться, глядя через
свернутые кольцом пальцы, как будто они были очками.
— Старая индейская женщина в очках! Это будет
посмешище, — сказала она, хихикая.
Тогда я принял решение грубо удалиться отсюда без
всяких объяснений. Но перед отъездом отсюда я хотел оставить
некоторые вещи для Паблито и его сестер. Я открыл багажник
машины, чтобы достать подарки, которые я привез им. Я
наклонился глубоко в него, чтобы достать сначала два пакета,
которые были уложены против стенки заднего сидения, за
запасной камерой. Я взял один и уже приготовился взять
другой, как вдруг я ощутил легкую пушистую лапу на затылке.
Я непроизвольно вскрикнул и стукнулся головой об открытую
крышку. Я обернулся, чтобы посмотреть. Давление пушистой
лапы не позволяло мне повернуться полностью, но