из нее отдельными приступами, которые казались почти
болезненными.
Пес остался внутри машины, все еще пуская пену от
ярости. Очевидно, он был чересчур велик и не мог пропихнуть
свое массивное тело над передним сиденьем. Я подошел к
машине и осторожно закрыл дверь снова. Я поискал длинную
палку, чтобы открыть замок правой двери.
Я занимался поисками на площадке перед домом. Вокруг не
было ни единого куска дерева. Тем временем донья Соледад
ушла внутрь дома. Я оценил свою ситуацию. У меня не было
другой альтернативы, кроме как обратиться к ее помощи. С
большим беспокойством я переступил порог, смотря во все
стороны на тот случай, если она прячется за дверью,
подстерегая меня.
— Донья Соледад! — выкрикнул я.
— Какого черта тебе надо? — крикнула она из своей
комнаты.
— Пожалуйста, выйди и забери свою собаку из моей
машины, — сказал я.
— Ты шутишь? — ответила она. — это не моя собака. Я
тебе уже говорила, что она принадлежит моим девочкам.
— А где твои девочки? — спросил я.
— Они в горах, — ответила она.
Она вышла из своей комнаты и уставилась на меня.
— Хочешь увидеть, что этот проклятый пес сделал со
мной? — спросила она сухим тоном. — смотри!
Я не нашел никаких видимых отметин зубов на ее спине,
там было только несколько длинных глубоких царапин, которые
она могла получить в результате трения о твердую почву. В
конце концов она могла поцарапаться, нападая на меня.
— Там ничего нет, — сказал я.
— Пойди и посмотри на свету, — сказала она и подошла к
двери.
Она настаивала, чтобы я искал глубокие раны от собачьих
зубов. Я чувствовал себя глупо. Я чувствовал тяжесть вокруг
глаз, особенно на бровях. Вместо этого я вышел. Пес не
двигался и начал гавкать, как только я вышел из дома.
Я проклинал себя. Мне некого было обвинять, кроме
самого себя. Я попал в эту ловушку, как дурак. Затем тут же
я решил сходить в город. Но мой бумажник, мои документы,
все, что у меня было, находилось в моем портфеле на полу
машины, как раз под ногами собаки. Меня охватило отчаяние. В
город идти было бесполезно. Денег, которые были у меня в
кармане, не хватило бы даже на чашку кофе. У меня не было
другой альтернативы, кроме как выгнать пса из машины.
— Какой пищей питается эта собака? — закричал я, стоя у
двери.
— Почему бы тебе не попробовать дать ей свою ногу? —
крикнула донья Соледад в ответ из своей комнаты и
захихикала.
Я поискал немного приготовленной пищи в доме. Горшки
были пустыми. Не оставалось ничего другого, как снова
обратиться к ней. Мое отчаяние сменилось гневом. Я ворвался
в ее комнату, готовый к борьбе до конца. Она лежала на своей
кровати, укрытая шалью.
— Пожалуйста, прости меня за все, что я тебе сделала, —
сказала она напрямик, глядя в потолок.
Ее решительность погасила мой гнев.
— Ты должен понять мое положение, — продолжала она. — я
не могла позволить тебе уйти.
Она мягко засмеялась и ясным спокойным голосом сказала,
что она виновата в том, что была алчной и грубой, что она
почти достигла успеха в том, что бы напугать меня своим
шутовством, но что ситуация внезапно изменилась. Она сделала
паузу и села в постели, прикрыв свои груди шалью, а затем
добавила, что в ее тело снизошла странная уверенность. Она
подняла взгляд к потолку и начала двигать руками странным
ритмическим образом, как ветряная мельница.
— Для тебя не существует способа уехать сейчас, —
сказала она.
Она изучающе смотрела на меня без всякого смеха. Мой
внутренний гнев утих, но отчаяние было сильнее, чем когда бы
то ни было. Я действительно знал, что в отношении
фактической силы я не мог сравниться ни с ней, ни с псом.
Она сказала, что наша встреча была предрешена годы тому
назад, что никто из нас не имел достаточно силы, чтобы
ускорить ее или воспрепятствовать ей.
— Не борись с собой, пытаясь уехать, — сказала она. —
это так же бесполезно, как моя попытка удержать тебя здесь.
Нечто помимо твоей воли вызволит тебя отсюда, и нечто помимо
моей воли удержит тебя здесь.
Каким-то образом ее уверенность не только смягчило ее,
но и дала ей большую власть над словами. Ее утверждения были
неотразимыми и кристально ясными. Дон Хуан уже говорил, что
я был доверчивой душой, когда дело доходило до слов. Когда
она говорила, я обнаружил, что думаю, будто она в
действительности не была такой угрожающей, как я думал. Она
больше не производила ощущения, как будто она готова к
нападению. Мой разум чувствовал себя почти свободно, но
другая часть меня — нет. Все мускулы моего тела были как
натянутая проволока, и, тем