ее ребенка, чем на нее.
Лидия пошла в их комнату, вынесла сверток тряпок, который выглядел, как завернутый ребенок и бросила его на пол передо мной. Я разразился смехом вместе с ними.
— Вы все имеете особые обманчивые внешности? — спросил я.
— Нет, только Жозефина. Никто вокруг не знает, какая она в действительности, — ответила Лидия.
Жозефина кивнула и улыбнулась, но оставалась молчаливой. Она мне ужасно понравилась. В ней чувствовалось что-то такое невинное и милое.
— Скажи что-нибудь, Жозефина, — сказал я, беря ее за предплечье. Жозефина с ужасом посмотрела на меня и отпрянула. Я подумал, что я был захвачен своим воодушевлением и, по-видимому, схватил ее чересчур сильно. Я отпустил ее. Она выпрямилась. Она искривила свой маленький рот и тонкие губы и разразилась самыми невероятными ворчаниями и визгами. Все ее лицо неожиданно изменилось. Серия безобразных непроизвольных спазм исказила ее лицо, только что имевшее спокойное выражение.
Я посмотрел на нее, ужаснувшись. Лидия толкнула меня локтем.
— Чего ты испугался, дурень? — прошептала она. — разве ты не знаешь, что она стала немой и вообще не может говорить?
Жозефина, очевидно, поняла ее и, казалось, стала протестовать. Она погрозила Лидии кулаком и снова разразилась очень громкими и устрашающими воплями, а потом задохнулась и закашлялась. Роза начала гладить ее по спине. Лидия пыталась сделать то же самое, но Жозефина чуть не ударила ее в лицо.
Лидия села рядом со мной и сделала жест беспомощности. Она пожала плечами.
— Она расстроилась, — прошептала мне Лидия.
Жозефина повернулась к ней. Ее лицо исказилось в очень безобразной гримасе гнева. Она открыла рот и стала издавать во всю мощь какие-то самые пугающие гортанные звуки.
Лидия соскользнула со скамейки и незаметно удалилась из кухни.
Роза держала Жозефину за руку. Жозефина, казалось, была олицетворением ярости. Она двигала ртом и искривляла свое лицо. За считанные минуты она потеряла всю прелесть и простодушие, которые очаровали меня. Я не знал, что делать. Я попытался попросить прощения, но нечеловеческие звуки Жозефины заглушили мои слова. Наконец, Роза увела ее.
Лидия вернулась и села за стол напротив меня.
— У нее что-то не в порядке, — сказала она, прикасаясь к голове.
— Когда это случилось? — спросил я.
— Давно. Нагваль, должно быть, что-то сделал с ней, потому что внезапно она перестала разговаривать.
Лидия казалась печальной. У меня было даже впечатление, что ее печаль обнаруживалась помимо ее желания. Я даже почувствовал искушение сказать ей не бороться так сильно, скрывая свои эмоции.
— Как Жозефина сообщается с вами? — спросил я. — она пишет?
— Пожалуйста, не говори глупостей. Она не пишет. Она — не ты. Она пользуется своими руками и ногами, чтобы сообщить нам, что она хочет.
Жозефина и Роза вернулись в кухню. Они стали около меня. Я подумал, что Жозефина снова была картиной простодушия и доброжелательства. Ее чарующее выражение на давало ни малейшего намека на то, что она могла быть такой безобразной, такой яростной. Глядя на нее, я внезапно понял, что ее невероятная способность к жестикуляции, несомненно, была тесно связана с потерей речи. Я рассуждал, что только личность, которая утратила способность произносить слова, могла быть такой искусной в мимике.
Роза сказала мне, что Жозефина поверила, что если она захочет, она сможет заговорить, т.к. она очень сильно полюбила меня.
— Пока ты не приехал, она была довольна тем, что есть, — сказала Лидия резким тоном.
Жозефина утвердительно кивнула головой, подтверждая высказывание Лидии, и издала ряд кротких звуков.
— Мне хотелось бы, чтобы здесь была ла Горда, — сказала Роза. — Лидия всегда раздражает Жозефину.
— Я делаю это ненамеренно! — запротестовала Лидия.
Жозефина улыбнулась. Казалось, будто она собирается просить прощения. Лидия оттолкнула ее руку.
— Ну тебя, немая идиотка, — пробормотала она.
— Жозефина не рассердилась. Она казалась отсутствующей. В ее глазах было так много печали, что я не хотел смотреть на нее. Я ощутил побуждение вмешаться с целью примирения.
— Она думает, что она единственная женщина в мире, у которой есть проблемы, — бросила Лидия. — Нагваль велел нам обращаться с ней круто и без снисхождения, пока она не перестанет ощущать жалость к самой себе.
Роза взглянула на меня и подтвердила заявление Лидии кивком головы.
Лидия повернулась к Розе и приказала ей отойти от Жозефины. Роза покорно отошла и села на скамейку рядом со мной.
— Нагваль сказал, что в один из этих дней она заговорит снова, — сказала Лидия мне.
— Эй!